Мервин Пик - Мальчик и тьма

- Ты удивительно добр сегодня,- донесся из бездны приторный голос.- Ну так вот, я надеюсь, ты просто будешь делать то, что тебе скажут. Иначе я спалю твою роскошную черную гриву. Сей же момент иди сюда вместе со своим умирающим от истощения приятелем, чтобы я мог прикоснуться к нему. До меня доходит его запах, и это подобно глотку свежего воздуха… Ну, ты идешь? Я что-то не слышу,- показал Агнец свои перламутровые зубки.

- Иду, Господин, иду…- прокричал Гиена, трясясь от страха, ибо он знал все оттенки в голосе Агнца, и сейчас голос этот был кинжалом в парчовых ножнах.- Сейчас он будет у тебя и станет твоим навеки…- тут Гиена, руки и ноги которого ходуном ходили, и вовсе не от усталости, устремился вниз, подхватив Мальчика. Путь их лежал по краю шахты, туда, где в лунном свете слабо мерцала длинная цепь.

Чтобы освободить руки для спуска, Гиене пришлось перекинуть Мальчика, который слабо застонал, через плечо.

Но Гиену это обстоятельство не слишком взволновало. Его гораздо больше занимали те изменения в голосе Агнца, которые он мог уловить. Голос звучал по-прежнему кротко, столь же ужасающе кротко, как раньше, но что-то в нем изменилось. Что именно, Гиена не знал, но чувствовал изменение, чувствовал, как в голосе этом зазвучала какая-то скрытая страсть.

Еще бы! Тому были причины. Любое другое существо на месте Агнца вообще уже было бы не в состоянии сдерживаться. Уже больше десяти лет прошло с тех пор, как рядом за столом сидел последний его гость, знающий, что, пока он сидит и смотрит, душа его расстается с ним. Но он умер, как и все предыдущие: душа стремительно покидала тело, или, наоборот, тело, как лягушка, прыгало в поисках души, бессильное отыскать ее, и, подобно ржавым машинам Копей, душа и тело умирали порознь, в молчании и пустоте.

Но даже Агнец не знал, что удерживало жизнь в последних двух его подданных. Что-то в их природе или в устройстве их тел сообщало Гиене и Козлу некий иммунитет - по-видимому, как-то связанный с огрубелостью как их душ, так и внешних оболочек. Они пережили сотни других существ, чьи метаморфозы в конечном итоге погубили их изнутри.

Всего сто лет назад закончил свое существование Лев, преоывавший в видимости могущества. Его голова поникла, из янтарных глаз катились слезы, прокладывая себе скорбный путь по золотистой морде. Это было великое и страшное крушение, но оно было и своего рода милосердием: всемогущий когда-то царь животного мира, подпав под ужасную власть Агнца, постепенно дегради-

ровал, словно из огромной золотистой кошки капля за каплей высасывали кровь, и не было в мире злодейства отвратительнее.

Упав с диким рыком, Лев, казалось, задернул за собой ночь как занавес, и когда вновь зажгли свечи, оказалось, что от него остались лишь мантия, нагрудник кирасы, усыпанный драгоценностями кинжал, да еще бывшая грива бывшего полузверя-получеловека, подобно дуновению ветерка уплывавшего теперь в невообразимую тьму западных катакомб.

И был когда-то человек, изысканный и утонченный, ловкий в движениях, по лицу которого Агнец провел пальцем, зная наперед в своей слепоте, что тому на роду написано быть газелью. Но и он умер сотни лет назад - в изящном прыжке, и глаза его стекленели на лету.

И были когда-то Человек-Богомол, Человек-Свинья, множество Собак, Крокодил, Ворон, невиданные Рыбы, певшие как птицы. Все они давно умерли в тот или иной момент своих превращений из-за отсутствия чего-то важного, какой-то необходимой составляющей, а может быть, просто желания жить, то есть того, что почему-то наличествовало в Гиене и Козле.

Агнцу было даже досадно, что из всех столь разнообразных существ, прошедших через его миниатюрные снежно-белые ручки, существ всех форм и размеров, столь различных по знаниям и талантам, при нем остались в конце концов эти два полуидиота - трус и хвастун Гиена и лизоблюд Козел. А ведь было время, когда потаенный Склеп с его богатыми коврами, золотыми подсвечниками, курящимся в бесценных чашах фимиамом, чей дым сплетался с легчайшим дуновением из вентиляционных шахт, когда эта святая святых полнилась толпами смиренных подданных, охваченных благоговейным трепетом при виде столь великолепного убранства, поглядывающих из-за плеч друг друга (плеч, покрытых когда мехом, когда щетиной, когда просто кожей, когда чешуей, когда перьями) на своего Повелителя, а он, Агнец, их создатель, создатель нового царства, восседал на своем троне с высокой спинкой; глаза затянуты тусклой голубоватой пленкой, роскошная грудь с бесподобными завитками шерсти, руки сложены на коленях, легко очерченные губы нежнейшего розовато-лилового оттенка, и на голове, надеваемая очень редко, корона из изящных костей, искусно переплетенных между собой и выбеленных настолько, что своей белизной они могли поспорить с белоснежной шерстью, составлявшей все его одеяние.