Марианна Алферова - Поглощение

— Слышишь, шеф зовет, — насмешливо сказал Гнейс.

Он все еще сидел на лошади и не собирался слезать. Ну что же ты, никак боишься, Родион?

Родион вздохнул и как был, без страховки, вооружившись одной лишь лопатой, спрыгнул в котлован.

— Шефа боится больше Поглощения, — хихикнул Гнейс.

Ситмах копал, как заведенный. Свитер на его спине вымок, он сбросил его, и теперь кожа блестела от пота, будто смазанная маслом. Родион добрался до него, и они стали копать вдвоем.

Был полдень. Солнце силилось прорваться сквозь серую кашу облаков. Неожиданно просочился луч, ослепил. Алекс зажмурился.

Солнце! Может, все это кончится так же внезапно, как и началось?

Порыв ветра заставил парнишку вздрогнуть. Земля качнулась едва приметно… Или показалось?

Кони занервничали, стали переступать с ноги на ногу, трясти гривами. Позвякивали удила.

Жена Родиона подошла к самому краю обрыва.

Поначалу она смотрела молча, потом что-то прошептала и, наконец, закричала: — Чего вы там? Зачем?! Назад! Скорее! — она махала руками, и крик ее уносил ветер. — Провалитесь, дураки, провалитесь, — причитала она.

Ситмах уже отбросил лопату и разгребал песок руками. Алекс видел лишь его спину и спину Родиона.

Неожиданно между ними возникла голова, серая от пыли, руки взметнулись вверх и упали.

Ситмах отцепил от пояса флягу и стал поливать покрытое землею лицо Макса. Тот мотал головой, с жадностью глотая воздух, потом пил напополам с грязью и конвульсивно греб руками, будто хотел плыть по этому морю рыхлой земли и песка. Ситмах и Родион подхватили Макса под руки и потащили на твердую почву.

Тут Алекс заметил, что кусты дрожат мелкой знакомой дрожью.

Он отчаянно закричал и дернул за веревку.

Ситмах все понял, те трое внизу заспешили, даже откопанный стал торопливо переставлять ноги. Но они вязли в рыхлом песке.

Алекс видел, что Ситмах уже проваливается выше колен. Их засасывало, как в трясине, в ямах выступала вода, как испарина на лице больного.

Алекс повернулся в сторону Гнейса, но тот исчез вместе с конем, будто его поглотило.

Ситмах что-то крикнул, но крик его заглушил истошный плач женщины. Но Алекс и сам наконец сообразил.

Схватив палку, он изо всех сил огрел коня Ситмаха по крупу.

Тот гневно заржал, рванулся вперед и потянул за собой всех — лошадь Алекса, самого Алекса и тех троих в котловане. И почти сразу же земля ушла из-под ног, Алексу показалось, что он проваливается тоже. Но Поглощение произошло где-то рядом, а он просто споткнулся и упал, не выпуская из рук поводьев.

Алекс оглянулся. Новый обрыв был так близок. Женщина стояла возле самого края и протягивала руки вниз, в котлован, где, как вода, волнами двигался песок.

А конь Ситмаха все тянул и тянул вперед, упрямо согнув шею…

Костер догорал. Алекс лениво приподнялся л подбросил еще веток. Глаза слипались, и он против воли ткнулся головой в плечо Ситмаха.

— Не спи, замерзнешь, — засмеялся тот, и смех его был спокоен и весел.

Не верилось, что сегодня его едва не засыпало и он чудом выкарабкался. Лишь на шее и плечах виднелось несколько царапин. Да свитер его навсегда остался под землей, и вместо него Ситмах накинул на плечи тесную кургузую курточку, что нашлась в мешке с барахлом.

Ситмах наклонился и помешал в котелке, что исходил паром над тлеющим костром.

— Царский суп, — промычал он, отхлебывая не морщась кипящую жидкость.

Макс приподнялся на своем зверином ложе из веток, глянул на костер красными пьяными глазами и тут же повалился назад.

— Ну как там, в преисподней, черти есть? — полюбопытствовал Ситмах.

— Душно там… — пробормотал Макс.

— Неужели есть места, где обвалов не бывает? — спросил Алекс, наливая себе суп в пустую банку.

— Да. есть… И одно такое место я знаю… — сказал Ситмах. Неизвестно, в чем дело, может базальтовый щит спасает или… грабили там не так рьяно, копали не все подряд, оставляли кое-что несчастным потомкам…

— А там что же, город и свет… и все, как надо? — затаив дыхание, спросил Родион. — Все-все? Как до Поглощения?

— Все, — кивнул Ситмах. — Киношки бары, проститутки. Полный набор цивилизации.

Алекс, не отрываясь, смотрел на огонь. Плясали рыжие язычки, как пестрые всплески реклам, или это огни машин текли — целый поток рычащих железных зверей, прирученных людьми. И сами люди навстречу — толпой. Спешат, орут, не обращая внимания на крошечный заголовок среди новостей. Внизу газетной полосы притаился черный вопрос, пока еще похожий на очередную «уткy». К чему обращать внимание на то, что ты ежедневно топчешь ногами? Пусть себе корчится от боли, пусть задыхается под корою асфальта, пусть плачет тоскливо, запутавшись в сетях проводов. Плевать нам на все это. И бешенством своим, безумным отчаянием нас не испугаешь: толстые стены, как толстая кожа, от всего ограждают — от ураганов, гроз и бурь. Все это выдумки слюнтяев, пустая болтовня о том, что ей больно, когда вспарывают тело и внутренности. Нам так много нужно: уголь и газ, нефть, сланцы и воду, мы ни в чем не можем себе отказать. И какое нам дело до всех провалов, пустот, показаний сейсмографов.