Замок на ворота повесили самый простой и дешевый, он висел на цепи, и при желании его можно было втащить внутрь прохода и открыть гвоздем. Так когда-то и делал.
Я замер, прислушиваясь к звукам в переулке возле железных ворот, осторожно вытянул цепь и открыл замок, припасенным куском проволоки. Потом, придерживая створку, выскользнул из двора.
Прижавшись к стене, долго изучал обстановку, отмечая для себя машины, людей и тени. Только убедившись, что ничего подозрительного не слышу и не замечаю, я вернул цепь и замок на место.
Крадучись, добрался до кустов, и еще раз осмотрелся на всякий случай. Чутье, осторожность и интуиция меня не подвели, в метрах тридцати от дома я увидел темную иномарку, поставленную так, чтобы из нее хорошо просматривался мой подъезд, в то время как сама машина находилась в глубокой тени.
Кто-то хорошо разбирался в маскировке, фонарь рядом не горел, вероятнее всего его разбили. Черное в ночи не увидишь. Я заметил автомобиль только потому, что кто-то в салоне закурил. Красная точка сигареты была хорошо видна, к тому же освещалось еще часть лица.
— Ну что ж, могу только надеяться, что вы ждете не меня, — пробормотал я. — А в машине сидят влюбленные, курят и целуются. Но проверять это не буду. В моей ситуации лучше быть зайцем, чем тигром.
Я прокрался вдоль кустов к следующему дому и, выбрав момент, заскочил в подъезд. Выбрал не очень правильное слово, просто прислушался к себе и побежал. Что услышал в себе или не услышал…
Дальше было совсем просто, из подвала через окно я выбрался на соседнюю улицу.
Не знаю, заметил ли кто меня, но если даже и заметил, то уже можно было не ловить. Это мой двор, моя улица и мой дом. Еще мальчишкой я умудрялся прятаться так, что меня никто не мог найти, сейчас можно даже и не пытаться, стал еще хитрее.
Я свернул в один проходной двор, из него вышел во второй, а оттуда уже на всякий случай, чем по необходимости, выбрался в третий. В нем существовал тайный лаз, известный только мальчишкам из нашего двора. Если перелезть через забор, то окажешься в узком не больше метра проулке, между двумя домами.
Здесь за проржавелым мусорным баком находилась маленькая железная дверь, которая выводила в подвал, из которого можно выбраться на следующую улицу.
Она была небольшой и плохо освещенной, но вела именно туда, куда мне было нужно.
Я прокрался в тени больших деревьев и оказался позади небольшого здания.
Это и был спортзал, в котором когда-то занимался каратэ, и поэтому мне этот путь был так хорошо известен. Пришел я сюда с единственной целью, поговорить с человеком, который когда-то был моим тренером.
Он должен меня понять. Я всегда его считал настоящим воином и хорошим человеком, скупым на слова, но многое понимающим в жизни. Этот человек научил меня многому и в первую очередь терпению. Это не наша философия, а азиатская.
И главное в ней двигаться маленькими шажками, и тогда легко пройти самый длинный путь. Потому что важен не результат, а сама дорога.
Бегущему, могу сказать одно, жизнь — не трасса для забега.
Венок, увитый черной лентой, возложат всем — тому, кто опоздал, как и тому, кто умер раньше, чем смог понять, что некуда спешить.
Именно благодаря этому человеку, его философии, я жив сегодня, он дал мне силу и веру, помогающие жить.
Он говорил: «Все трудно. Но сделай маленький шажок, завтра другой и, в конце концов, дойдешь до любой цели.
Тебе плохо? Но это сегодня, завтра станет чуть легче. Без боли не бывает прозрения, без нее никто не получит силу и мудрость. Только она заставляет нас двигаться. Нам нужен стимул. А стимулом греки называли заостренную палку, которую втыкали ослу в зад, чтобы заставить его двигаться вперед. Поверь, для осла это было болезненно». В нашей стране из-за разных пертурбаций была потеряна философия жизни, помогающая спокойно принимать перемены, боль и неприятности. Мы вообще многое потеряли, строя нежизнеспособный общественный строй.
Не признавая эволюции, веря в революцию. Яростно крича и убивая всех несогласных, а заодно мудрых и понимающих. Наши предки оставляли за собой пепелища и братские могилы. Пока не пришло время строить.
Вот тогда и оказалось, что мы умеем только убивать и умирать, а для того чтобы строить и жить, нужна совсем другая вера. А она была потеряна, как прежний путь, поэтому нам — их потомкам приходится искать утешение в чужой философии.
А то, что пытаются перекроить на ходу и как-то спешно приспособить, оказывается нежизнеспособным.
Читать дальше