Виктор Поповичев - Транс

– Надо что-то с сортиром сделать – войти противно. Тысячу годов без ухода, – сказала она, сорвав травинку и сунув ее в рот.

– Разберемся, – пообещал я.

– Так тебе и не показала медную штуковину – какой-то восточный бог… Может, Будда. Иду, смотрю – в траве статуэтка.

– Будда? – удивился я. Не тот ли, что я видел вместе с грибами, когда старуха дала мне по рукам палкой?

– Потом покажу, напомни, если забуду… Старухины бумаги из сундука вытащила и упаковала в старую простыню.

– Ты ведь бумагами из сундука печь растапливала? Много сожгла?

– Тетрадок пять-шесть… Но то детские тетрадки, школьные. По математике… Нет, ты все же скажи: почему я так крепко сплю? Только ли свежий воздух?

– Думаешь, влияние бабы Ани? – Я пожал плечами и присел на завалинку.

– Старуха отдала нам бумаги. – Милка присела рядом. – Продать их… Богатым станешь. Любая за тебя пойдет.

– Тебе деньги нужны?

– Иногда мне хочется голову в петлю… А что деньги? Хотя есть смысл, когда они есть… Дура я… Нынешней ночью заперла обе двери на ключ – боялась… побежишь на свидание с молочницей. Ревную тебя.

– Как так – заперла? – подскочил я.

– Обыкновенно… Ты уже много времени без женщины. Подруга говорила, мужики после длительного воздержания любую готовы… лишь бы баба.

Я хотел рассказать Милке о видении с закрытыми глазами, о прохождении сквозь подпертую лопатой дверь, но… Слишком много всего происходит рядом с нами, и немудрено, что нервишки у моей подруги могут сдать.

– И зачем я сорвалась из Ленинграда?.. Сидела бы и не рыпалась. Не с моим характером… Только вот, будто кто толкает меня – останься, будь рядом с Поляковым. Прямо жить без тебя не могу. Хочу с тобой.

Она всхлипнула, вытерла слезы безымянным пальцем правой руки.

– Успокойся. В древности, говорят, цветы ландыша… И осекся, поймав взгляд насупившейся девушки.

Милка замкнулась, на вопросы отвечала односложно. Когда Жорка сказал что-то про грядки, вспыхнула:

– Заткнись, йог недоделанный!

– Что это с ней? – спросил Жорка шепотом, подождав, пока Милка не вошла в дом. – Поругались?

Я пожал плечами и глянул в его глаза – обыкновенные круглые зрачки в центре серой радужки.

Сортир нуждался в чистке. Работа не из приятных, но надо. Жорка суетился рядом, помогал советом и делом – принес ржавый черпак, пожарное ведро – конус с ручкой и показал вырытую в незапамятные времена яму. Однако носить дерьмо отказался наотрез.

– Значит, советы давать можешь, а как дерьмо носить – в сторону. Так? – спросил я, усмехнувшись.

– Каждому свое, – невозмутимо ответил он.

– Вали отсюда! – крикнул я, прилаживая черпак к палке. – Вали, пока этот колпак на голову тебе не надел!

Странное дело, каждый человек может надавать кучу советов, но дерьмо таскать и грязь разгребать – извините.

Философствуя таким образом, я провозился с сортиром до позднего вечера. Сбегал на озеро, основательно вымылся и поспел к ужину. Милка продолжала молчать. Плохо было то, что я не понимал причин обиды. Старуха отнеслась к нашей размолвке равнодушно.

На ночь она велела Жорке отправляться спать в сарай, а мне был отдан топчан.

Меня разбудил звук кастаньет.

В лес углубился метров на двадцать… Остановка по приказу бабы Ани.

– Как вам удается прятаться от меня? – спросил я, озираясь. – Где вы?

– Сегодня все узнаешь. Ты сейчас, наверное, ощупываешь веки? Проверяешь?

– Да… и они опущены. Но я все вижу. Почему так?

– А ты открой глаза, но бойся ослепнуть. Представь, что долгое время сидел в темноте – чтоб глаза привыкли.

Ладонями прикрыл глаза. Сквозь щели между пальцами пробивался яркий свет.

– Торопиться некуда, – голос бабы Ани. – Не суетись.

Свет стал бледнеть. Уменьшилась боль в глазных яблоках. Показалось, рядом кто-то стоит. Треск сучьев под неосторожными ногами и… все стихло. Спустя несколько минут я отнял ладони от распахнутых глаз… Мутное марево колыхающегося тумана… Местность незнакомая. Вроде и лес, но не тот: толстые стволы дубов, ярко-зеленая трава… Поднял желудь… нет, я не смог его поднять.

– Поляков! – услышал я голос. Обернулся и чуть не сел от неожиданности.

– Стоценко?! Ты… Ты проснулся? – воскликнул я.

– На руки свои глянь, пока не отчалил, чтоб в другой раз спокойнее было.

Что такое?.. Не было у меня рук, а были звериные лапы с длинными когтями (пальцами?). Да и сам я был весь в шерсти.

Стоценко встряхнулся и… превратился в зверя, похожего на громадную обезьяну.