Пол Андерсон - Дети морского царя

Ингеборг вошла в воду. Ветра не было, прибой почти совсем стих.

Ингеборг уходила все дальше, не чувствуя ни холода, ни мелких острых камней под ногами. Волны слабо плескались вокруг и шепотом рассказывали о могучих течениях, настрочу которым она шла. Когда волны ласково коснулись ее груди, Ингеборг нырнула.

Дышать под водой, как настоящая морская дева, она не могла, но не сожалела об этом. Она плыла по воле волн туда, куда несли ее морские воды, отдаваясь нежной ласке волн, которые омывали ее тело, мягко укачивали, баюкали. Глаза Ингеборг отчетливо видели под водой, им было достаточно слабого света, который проникал сюда с поверхности. Она видела на камнях и скалах длинные бурые водоросли со слабо колеблющимися листьями, смотрела, как, точно серебряные копья, проносились в глубине рыбы, вглядывалась в открывавшиеся за желтыми отмелями бездны, которые таили в себе дивные чудеса. Она слышала мощный гул приливов и отливов, подвластных Луне, слышала, как дельфины обсуждают новости, рассказывают друг другу про коралловые рифы, и слышала далекое пение гренландских гигантов китов. И за всем, что она видела и слышала, угадывалось слабое мерцание и отголоски песен — то были чудеса царства, которое по-прежнему оставалось Волшебным миром.

У нее была память о прошлом — она помнила себя датчанкой по имени Ингеборг и помнила себя Надой, и теперь она была Надой и Ингеборг вместе и не была ни той ни другой. Она стала одним из волшебных созданий, она умела любить и смеяться, бороться и горевать, но и многое, многое другое, чего навеки лишены сыновья и дочери Адама, люди. О Боге она знала теперь не больше, чем белокрылый альбатрос или ветер, что веет над морскими просторами. Она стала свободной и цельной, и все ее существо было преисполнено глубочайшей бескрайней радости. Когда-нибудь Норны пошлют ей гибель. И пускай. Нынешний день принадлежит ей.

Рано утром, прежде чем проснутся люди в поселке, она вернется домой и разбудит Тоно.

Нильс Йонсен приобрел для своего гостя Карла Бреде яхту, не, слишком большую, чтобы можно было ходить на ней в одиночку без команды, но добротной крепкой постройки, чтобы яхта выдержала дальние морские плавания. На нее погрузили оружие, канаты, различные инструменты и орудия, одежду, запас продовольствия. В Копенгагене пошли толки, будто бы Нильс Йонсен задумал вести нелегальную торговлю с вендами под самым носом у ганзейских хищников. Но наконец все приготовления закончились, и Нильс послал трех слуг с лошадьми в зеландский поселок Хорибек. Сам же Нильс и его друг повели яхту не на юг, к вендским землям, а на север, в пролив Зунд, затем на запад вдоль побережья Зеландии. Фру Дагмара, ожидавшая ребенка, также отправилась в это путешествие, Яхта миновала населенные берега и бросила якорь близ далеко выдававшейся в море косы с маяком. Вдали виднелась рыбачья лодка, но скоро начная мгла скроет яхту от чужих глаз.

Стемнело поздно — был канун дня Ивана Купалы. В эту пору солнце в Дании ненадолго уходит за горизонт. В серовато-лиловом небе таинственно мерцали редкие крохотные звезды. Вода тускло блестела, как расплавленное серебро, прохладный ветер приносил с берега тонкое благоухание свежей зелени. Ночь была такой ясной, что можно было пересчитать деревья на берегу или разглядывать линии на ладони любимой. На холмах загорелись красные огоньки костров — парни и девушки праздновали Иванов день.

Где-то вдали перекликались птицы. Чуть слышен был плеск волн и тихий говор прибоя. На косе прошуршал сухой травой какой-то зверек, и вновь все стихло.

Но вот кто-то вынырнул из моря неподалеку от яхты. Послышался негромкий оклик, не на датском, а каком-то другом языке. Стоявший на палубе Тоно ответил на этом же наречии и, перегнувшись через борт, помог женщине подняться на яхту. Блестящие капли воды сбегали по ее коже.

Ингеборг заметно пополнела и окрепла по сравнению с прошлым, ее тело приобрело кошачью гибкость. От солнца ее кожа стала золотисто-смуглой, каштановые волосы и черные брови выгорели и были теперь темно-янтарного цвета. Но внешне изменения были незначительными, в Ингеборг произошла поразительная внутренняя перемена: теперь от нее исходили таинственные неведомые токи, и лицо у нее стало как бы другим, в его чертах были робость и дерзость, мудрость и настороженность. Выражение ее лица непрестанно менялось. Она смотрела на мир уверенно, словно львица, но в то же время в лице ее появилось нечто напоминавшее мордочку нутрии или нерпы, а взгляд стал зорким, как взгляд чайки.