Екатерина Белецкая - Настоящие

А вот Огла, домашняя девочка, в свои пятнадцать лет достигла многого. Такой малолетней ханжи в кварте Лесонух до неё ещё не видели, но это совершенно не мешало крашенной в рыжий цвет Огле спать попеременно то с Аки, то с Халдом. Если ей кто-то пытался на это дело намекнуть «в обществе», Огла округляла глаза и разражалась такой тирадой, что вяли уши. По её словам выходило, что она чуть не святая, а вот говорящий — сам дрянь несусветная, крыса помойная, шлюха бесплодная. Родителей Огла ненавидела, что совершенно не мешало ей есть жареных свинок как минимум два раза в неделю и носить дорогие вещи, сшитые портным из Центральной кварты.

Самое плохое, что эта тройка ополчилась на Каина. Уже года три ему не давали прохода, и жизнь мальчишки постепенно стала превращаться в какой-то перманентный побег.

Именно поэтому Каин сейчас стоял за углом, на пронизывающем ветру, и ждал, когда же тройка уберётся отсюда и можно будет пойти в столовку для «государственных» детей.

Ему очень хотелось есть.

Жили они с тёткой на первом этаже страшно запущенного дома, в дальней части кварты Лесонух, неподалёку от реки Вирбир, одноимённой с городом. Дом, как и всё в кварте, был трёхэтажный, серый, в подъезде вечно воняло крысами и мочой, а по старой лестнице и вовсе стало последнее время опасно ходить — того и гляди, развалится. Комната и крошечная кухня, сто лет не мытые окна, крысиная дыра в полу и вонючий донельзя сортир — вот и вся квартира.

Впрочем, Рура Герка совершенно по этому поводу не переживала. Она настолько привыкла к нищете, что считала её едва ли не главным своим достоинством.

— Мы бедные, — втолковывала она Каину — Понимаешь?.. И хорошие. А богатые — все плохие. Понял, нет?

Каин согласно кивал, но по большому счёту слова тётки для него ничего не значили. Ну бедные, да что с того?..

Родителей Каин потерял, когда ему было семь. Случилось это так.

Весенним утром вся семья переходила на другую сторону Вирбира, как водится, по льду. Мать тащила на руках маленького Ави, отец мрачно вышагивал рядом, держа Каина за руку. Родители торопились — нужно было сдать малышню в садок, а самим спешить на работу, за опоздание могли и деньги вычесть, и в выходной заставить выйти.

По правую руку торчали из сереющего под солнцем льда опоры моста, который город строил уже лет двадцать да всё никак не мог достроить. Вокруг неподвижных тёмных быков чернели промоины, в которых было видно ледяную быструю воду.

Ави капризничал, постоянно дёргал мать; Каину стало обидно — почему младшему столько внимания, а ему ничего?

— Мама, — позвал он, — а чего ты всё… а я?

— Отвяжись! — прикрикнула мать, усаживая Ави на руках поудобнее. — Ты уже большой, хоть ты не цепляйся!

— Чего ты ноешь!.. — прикрикнул на него отец. — А ну замолчи!..

— Я тогда убегу, — честно сказал Каин. — Совсем убегу!

— Беги давай! Крысёныш… — раздражённо сказал отец.

И тогда Каин вырвал руку из отцовской ладони. Отбежав на несколько шагов, он повернулся и крикнул:

— Чтоб вы провалились все!!! — и помчался дальше, не разбирая дороги, оскальзываясь на льду и всхлипывая от обиды, к далёкому берегу.

Отбежав шагов на сто, он вдруг услышал за спиной громкий треск ломающегося льда, отчаянный крик матери, визг Ави. Он стремглав бросился обратно — но из быстро расширяющейся полыньи к этому моменту виднелась только голова отца. Тот, вцепившись в кромку льда, собрав все силы, прохрипел сдавленно:

— Беги… Беги, дурак!

Под ноги заползала змейкой тонкая, извилистая трещина. Каин отступил от отца на шаг, потом ещё на шаг — но трещина была быстрее.

И тогда он побежал.

… Их нашли только весной. Каин, которому к тому моменту исполнилось восемь, равнодушно смотрел на три белых неаккуратных тючка — два больших, один маленький. Смотрел отстранённо и равнодушно, некоторые дети быстро всё забывают и свыкаются со всем тоже быстро.

Так и Каин вскоре свыкся. И со статусом «государственного» ребёнка, и с тем, что жить ему теперь определено было у тётки. В квартире тётки было голодно, холодно и неуютно.

Но он просто этого не замечал.

Потом, четыре года назад, пришла Маджента.

Но ни для Каина, ни для тётки Руры это практически ничего не изменило, разве что в мелочах. Во-первых, в кварте стали чаще раздавать одежду. Во-вторых, кормить «государственных» детей стали два раза в день, а не только вечером, как раньше. В-третьих, наконец-то достроили мост через Вирбир. А в-четвёртых, тётку Руру признали официальным курителем хацтера, и все последствия этого Каин получил сполна.