Ансельм Одли - Инквизиция

– То есть просмотреть эту книгу, ища то, чего там явно нет.

– Если там этого нет, зачем себя утруждать? Почему бы не пойти и не поискать в другом месте?

– Как только ты скажешь нам, откуда начать.

Палатина закатила глаза и рассеянно принялась накручивать на пальцы зеленый росток, – сидеть спокойно она не умела. Она единственная из нас не радовалась этой жаре и безделью.

Вздохнув, Равенна снова взялась за книгу. У меня тоже был экземпляр, но ни малейшего представления, куда я его положил. Не помню, чтобы я приносил его сюда… нет, он на дне сундука у меня в комнате, где никто случайно не наткнется на него и не узнает о его содержании.

Я немного поерзал, пытаясь удобнее примостить голову на широком древесном корне. Было действительно слишком жарко, чтобы что-нибудь делать, хотелось только полежать в теньке. Кроме того, не было нужды напрягаться. Я переделал всю бумажную работу на сегодня – остальной клан пребывал в такой же расслабленности, и народ неохотно садился за скучные гроссбухи или прошения. С началом зимы меня такой работой завалят, но сейчас об этом думать не хочется.

Я опять смежил веки и погрузился в довольную дрему, которой не мешали ни выступ на корне, неудобно впивающийся в спину, ни весьма раздражающее воркование голубей в лесу за спиной. Голуби прекрасны в небольших количествах, но поднятый ими шум очень быстро стал действовать мне на нервы. Приглушенный звук прибоя, доносившийся с пляжа, был гораздо лучше и послужил отличным аккомпанементом, когда через несколько минут лютнистка заиграла свою мелодию.

– Палатина, скажи на милость, как фетийцы выиграли эту войну? – спросила вдруг Равенна.

– Что ты имеешь в виду?

– Они все время были пьяны. Смотри, человек, написавший это, был их верховным жрецом, но на одной неделе он посетил больше званых обедов, чем целый полк светских бездельников.

– Мы наслаждаемся жизнью, – ответила Палатина. – Когда у нас есть свободное время, мы не валяемся под деревьями, сонно глазея на море.

– Если вы так хорошо живете, почему ты не хочешь вернуться?

Я почти ощутил свирепый взгляд, который бросила на нее Палатина, но было лень открывать глаза. Палатина уже неделю, если не дольше, проявляла раздражительность, и я к этому успел привыкнуть.

– Хватит спорить, – вмешалась лютнистка, не прерывая игры. – Вы не даете мне сосредоточиться.

– Ах, извини, Илессель, – процедила Палатина без всякого раскаяния в голосе.

Ответа не последовало, и мои мысли снова унеслись прочь, далеко от залитых солнцем берегов Лепидора.

Я знал, почему вспыльчива Палатина, все мы знали. Но винить в этом следовало меня за то, что я делал, а вернее, не делал. Она дергалась, требуя, чтобы мы уже ехали, я предпочитал ждать – и не делать ничего. И нельзя сказать, что я один такой был, потому что остальные тоже не спешили с отъездом.

Я никому не сказал, почему мы все еще здесь, почему мы так долго задерживаемся, когда уже ясно, что навсегда остаться в Лепидоре не получается. Я вел дела клана, пока мой отец медленно выздоравливал после отравления, и больше месяца это оправдание всех устраивало. Хотя мои спутницы понимали, что это – не настоящая причина, что никакая скучная канцелярская работа, как бы она ни была необходима клану, не требовала моего личного участия. Моя мать и первый советник справились бы с ней не хуже, и они бесконечно терпеливее меня.

– Могу я наконец узнать, будем ли мы действовать, когда здесь наступит зима? – спросила Палатина и ткнула меня пальцем в бок. Я возмущенно посмотрел на нее, на мгновение ослепленный ярким солнечным светом.

– Я не собираюсь уезжать только потому, что погода изменится.

– А когда? Когда звезды упадут с небес и океаны поднимутся, чтобы накрыть нас всех? Когда какой-нибудь жрец откроет рот и не помянет ересь? Или когда все остальные умрут от старости?

– Мы тебе уже сказали. Я не тронусь с места, пока не буду иметь представление, куда я еду.

– И чем пребывание в Лепидоре тебе поможет? Здесь нет ничего полезного, кроме той жалкой книги.

– И куда ты предлагаешь направиться?

– Про библиотеки ты не думал? В них целые горы книг, есть даже старые свитки, и если соскрести с них паутину, я уверена, они расскажут тебе то, что нужно.

– По-твоему, люди, которые пошли на все, лишь бы это спрятать, затем передумали и рассовали повсюду записки, говорящие: «Мы здесь»? Палатина, я знаю, ты терпеть не можешь безделья, но нельзя действовать наобум. Что, если инквизиция узнает? Если они завладеют им, это станет концом их разногласий.