Дарелл Швайцер - Маска чародея

Боль пробуждала к жизни мощнейшую магию. Она оказалась подлинным ключом к ее тайнам, а так как мучения могут продолжаться бесконечно, чародей меняется до тех пор, пока от того человека, каким он был когда-то, не останется и следа. Это познал на собственном опыте юноша с далекого западного острова, когда кричал в агонии, одновременно радуясь каждой новой пытке, которая совершенствовала «Книгу крови», приближая ее к завершению.

Временами меня мучил страх — я боялся, что здесь, в Школе Теней, для нас не осталось ни одного другого пути. Все остальное — самообман. Лишь благодаря страданиям мы можем овладеть подвластными нам силами магии. Я спросил об этом отца, и он со мной практически согласился, хотя и не сразу.

Я много прочел о Стране Мертвых, о тайных путях и ритуалах умерших, которые не видел ни один живой человек — эта книга, конечно же, была написана трупом; я задыхался и кашлял от обрывков бинтов мумий, поднимавшихся в воздух, как только я переворачивал страницу. Я посвятил не одну неделю расшифровке тайнописи, позволившей мне узнать тайное имя Бога Чародеев, посягавшего на верховную власть Бога, которому еще только предстояло появиться в будущем.

Отец непосредственно руководил моими изысканиями, повторяя уже пройденный им путь, и я вскоре понял, что он уже открыл мне все, что ему было известно, как и понял то, каким он был на самом деле.

Теперь я знал цель всей его жизни, всех его рискованных исследований и экспериментов — я понял, что Ваштэм намеревался проследить за рождением Бога Чародеев и убить его, чтобы самому стать божеством, достигнув высшей цели любого чародея.

Я понял, каким образом он хочет избавиться от страха.

Но, вопреки всему, его план меня совершенно не устраивал. Я просто не мог принять его. Я даже не разозлился на отца, просто испугался, исполнившись благоговейного трепета. Все это казалось дикой фантазией, бредом сумасшедшего, не имеющим ничего общего с тем, что сможет сделать Секенр. Секенр хотел жить собственной жизнью, несмотря на ту путаницу, которую вносит во все магия. Однажды он вернется в Страну Тростников. Он будет жить в доме на берегу Реки в одиночестве, обреченный на жизнь без любви и дружбы, и писать прекрасные книги изумительными буквами. Он совсем не собирался становиться божеством.

А тем временем, затаившись глубоко внутри меня, Ваштэм выжидал, тонко манипулируя своим инструментом. Его совершенно не волновало то, что думал Секенр.

В ожидании проснулись и все остальные мои вторые «я».

Я даже ощутил, как Сивилла держит в руках нить моей жизни, осторожно натягивая ее.

Работу в библиотеке я закончил. Но перед тем, как покинуть ее окончательно, я сделал одну вещь, которой отец не понял.

(— Прекрати терять время попусту, Секенр! Займись нашим делом!)

Вопреки его воле, я сел на корточки перед мертвецом-библиотекарем и ласково заговорил с ним на языке мертвых.

— Я знаю дорогу в Страну Мертвых, — сказал я. — Давай я провожу тебя туда.

— Ты можешь? Ты действительно способен избавить меня от страданий?

— Да, могу. Но, если в утробе Сюрат-Кемада тебя ждет что-то еще более ужасное, там я буду уже бессилен.

Зомби поднялся на ноги без понуканий.

— Я не боюсь.

Я взял труп за холодную, полуразложившуюся руку и повел его из библиотеки по длинной галерее с низким потолком, который поддерживали квадратные колонны. По дороге он сообщил мне свое имя, Хевадос, и рассказал о своей родной стране — земле варваров за Морем Полумесяца, прозванной Страной Сосен — и о том, как он когда-то жил под голубым небом с жарким солнцем. Больше всего он тосковал по солнцу. Он даже плакал из-за этого. Он помнил, как, истекая потом в жару, пахал землю. Но его жена и дети умерли от голода, и он впал в отчаянье. Хевадос обратился к магии, призвав к себе демонессу, когда лежал ночью посреди бесплодного поля.

Магом он оказался не слишком успешным. Уже очень скоро коварный враг обманом одержал над ним верх, но не убил его — и тело Хевадоса умерло от холода и голода уже здесь, во Дворце Чародеев.

— Я думаю, здесь так холодно, — говорил он, — потому что все чародеи тут мертвы, и если хоть чуть-чуть потеплеет, их души начнут разлагаться.

— Значит, я тоже мертв? — спросил я его.

— Ты говоришь на языке мертвых.

Он покачал головой с обидой и злостью и продолжил рассказ о своих горестях. Но я по-прежнему шел рядом с ним, держа его за руку, слушал и делал все, что мог, чтобы не закричать, когда мертвая рука сжалась, как клещи. В ярости он сломал мне руку. Но я знал, что на кон поставлено гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд. Если я закричу, то покажу ему свою слабость и фактически уподоблюсь ему самому. Кто-то привел его сюда, чтобы устроить мне западню. Я понял, что все это значит. Меня оценивали и проверяли — члены Невидимой Ложи решали мою судьбу, или, по крайне мере один из них, и далеко не обязательно человек в черном, который мог быть их марионеткой или просто иллюзией.