Константин Бояндин - Издалека

Я не сплю, понял Гость и обрадовался. Неужели получилось?

Тут он увидел чьи–то ноги в чёрных лакированных туфлях и понял, что так и не ответил на вопрос.

— Нет, спасибо, — произнёс Науэр неожиданно охрипшим голосом. Поднял голову и увидел безупречный чёрный фрак, ослепительно белую рубашку и пурпурный галстук–бабочку.

И скрипичный футляр в руках.

Музыкант улыбнулся и Науэр узнал его.

— Ну, как вам свобода?

Он уселся на сидение напротив и Науэр понял, что в вагоне они одни.

«Вагон», повторил он с удивлением. Слово было, несомненно, правильным. А экипаж назывался… поездом. Правильно. Оба имени удивительно точно шли окружению. А раз это поезд, то Зивир остался позади. Хорошо, если навсегда.

Стремясь убедиться в этом, Науэр выглянул в окно.

Музыкант засмеялся.

— Понимаю. Первое время мне тоже казалось, что я сплю. Нет, дружище, это на самом деле. Надолго ли — не знаю, но на самом деле.

— А… вы здесь откуда? — слова неохотно шли с языка. Говорить не хотелось. Хотелось смотреть в окно, чтобы этот прекрасный мир по ту сторону стекла не сменился вдруг унылыми умирающими пейзажами…

Науэр прикрыл лицо ладонями.

— Не время спать, — потрясли его за плечо. — И, кстати, спрячьте эту штуку. Охране она может не понравиться.

Гость опустил глаза и увидел меч в ножнах, лежащий на коленях. Тут же вернулась часть памяти. Но… Но… Как звали владельца этого оружия? Имя никак не приходило на ум. Ножны были сделаны из металла, камня и кости; на каждой плоскости повторялся один и тот же рисунок: сияющее золотое солнце, на фоне которого расправлял крылья огромный ворон.

По остальной поверхности ножен шёл причудливый орнамент из перекрещивающихся спиралей.

Науэр поднялся и понял, что на нём богатый, подбитый мехом плащ (откуда это? — оторопел Гость, прикоснувшись к одежде). На внутренней стороне, словно этот момент был предугадан заранее, было нашито несколько достаточно удобных петель и крючков. На один из них ножны легко удалось пристегнуть.

К своему всё возрастающему удивлению Науэр осознал, что с оружием его пальцы обращались ловко и непринуждённо. Он вроде бы помнил когда–то, почему, но… пока не мог вспомнить.

— Не пытайтесь вспомнить имя, — посоветовал музыкант, всё это время разглядывавший его с улыбкой. — Не получится. Ваше настоящее имя осталось там , — он покачал в воздухе ладонью. — Придумайте себе новое. Или возьмите любое из прежних. Вот, держите. На память.

Он протянул Гостю плотный кусок картона, на котором серебром была изображена несущаяся за добычей дикая кошка — и сложный узор, выполненный золотом. Ниже простыми чернилами было вписано незнакомое имя (Науэр знал этот язык, хотя был готов поклясться, что никогда раньше не встречал его) и два слова: «третий класс».

— Я сейчас выхожу, — пояснил музыкант и встал, поправляя фрак. — Дела. А у вас могут возникнуть неприятности, если контролёр застанет вас в этом вагоне, без билета.

— В каком вагоне? — тупо повторил Науэр.

— В вагоне третьего класса. У аристократов вашего ранга могут быть какие угодно причуды, но лучше всё–таки ездить с билетом.

За окном мелькнула крылатая тень, и Науэр приник к стеклу. Угловатый силуэт стремительно уносился куда–то за озеро, время от времени выпуская из пасти струю пара.

— Дракон?!?! — изумился Гость до глубины души. — Откуда здесь драконы?

— Какой же это дракон, — музыкант вгляделся вслед быстро улетающему силуэту. — Нет, драконов здесь давно повывели. Да и никогда они паром не дышали, только пламенем. Впрочем, мне пора. Скоро остановка.

И, подмигнув, музыкант направился к дальним дверям.

— Постойте! — взмолился Гость, разом позабыв и про одежду, и про небольшой походный чемоданчик, стоявший у ног, и про меч. — Что всё это значит? Где я? Как…

— Я действительно тороплюсь, — отозвался музыкант, на миг повернувшись. — Попытайтесь ответить на эти вопросы сами. Или не пытайтесь отвечать вовсе. Так даже лучше. Просто живите, и всё.

Дверь беззвучно распахнулась и закрылась, и Науэр остался один.

Так и сидел три часа, пока поезд не прибыл на конечную станцию.

— Так чего мы ждём? — требовательно спросил Унэн.

С момента последнего путешествия к Плите прошло уже восемь дней, а никаких событий не происходило. Дела в монастыре шли свои чередом. Всё новые и новые желающие присоединиться к здешнему братству появлялись у ворот, чтобы придирчивые монахи — как сородичи Унэна, так и нет, — могли из сотен и сотен пришедших обрести славу, могущество и знания отобрать тех, кто был в состоянии принять Учение, растворить в своём разуме весь окружающий мир и отречься от него. С каждым годом таких становилось всё больше, и братья Унэна по ордену поговаривали о том, что нужны новые монастыри, новые школы, новое пространство.