Дмитрий Гаврилов - Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы

Одолев Девять Пещер в двадцать с небольшим, Свенельд мог с гордостью называться молодым Мастером. Он сумел бы подняться и выше, но неодолимая страсть к немой жрице Матери Сырой Земли, чье святилище находилось неподалеку, всецело завладела им. Тот год выдался несчастливым и для него, и для возлюбленной. Как червь точит могучий дуб, так корысть съедает человеческое нутро и заполняет душу. Среди параситов нашелся завистник, который не замедлил рассказать обо всем волхвам. Предатель поплатился жизнью, некстати поскользнувшись на пороге Свентовидова Храма, и то оказался куда более тяжкий проступок, чем любовь к служительнице Великой Матери. Свенельда изгнали.

В ту пору на острове гостили новгородцы. Князь их, Ингвар, о чем-то вопрошал вещих да подыскивал на Ружном буйных воинов, отдавая дань памяти своего великого отца.

От того, что при Храме учили неповторимому искусству боя, остров именовали еще Руяном, а бывало и Буяном, под сим названием он и вошел в память народную да заговоры волшебные.

Так пересеклись судьбы Свентовидова всадника и Ингвара. Молодой витязь увязался за словенским вождем, а вскоре стал при нем воеводою и правой рукой князя. Так он покинул Аркону, чтобы больше не вернуться туда никогда…

Не раз и не два спасал своего покровителя воин Арконы. Горяч был Рюрикович, горяч и упрям. Три весны воевали его дружины с уличами — еле осилили. Ходил Свенельд с князем и на ромеев, и на хазар, служил престолу русскому верою и правдою. Возвысил Ингвар воеводу, одарил землями широкими, да вот беда, после Свенельду и позавидовал. Может, кто сказал ему, что де жена князя, тоже Ольга, неравнодушна к славному витязю.

Словом, так случилось, что возле Ольги в смертный Игорев час, не осталось никого, кроме Асмунда, да того же Свенельда. Души не чая в малолетнем сыне, отдала княгиня Святослава в руки храбрых мужей Арконы. Асмунд, как старший и более опытный, стал при нем дядькой, Свенельд остался воеводою.

Давно то было! Очень давно! Эх, старость — не радость…

В эту ночь Ольга проснулась, разбуженная восхитительной мелодией хрустальноголосых колокольчиков. Музыкант исполнял партию с удивительным изяществом, а звуки лились столь неподражаемые, что девушка невольно открыла глаза и осмотрелась. Млечный путь звездной рекой стремился в черную даль, прочь от ужасного нагромождения скал. Волны свободной, легкой, незатейливой мелодии, нахлынув, отбегали, но лишь для того, чтобы с новой силой ринуться в душу и заворожить, околдовать и увлечь беспечную красавицу вятических лесов. Ольга забыла о всякой осторожности, вдруг она так и не проснулась, а лишь очутилась в чьем-то чужом и вечном сне. Говорят же, что люди и то, чем они живут — это сон всесильного Рода.

Редкие кусты вереска подставляли едва уловимому ночному ветерку слабые листочки, и он ласково гладил поросль, благословляя травы. В их тихом шелесте девушке и почудилась божественная, неземная музыка. Она навевала легкую лень, увлекая за собой все ночные страхи и сомнения, она несла покой и безвременье.

В воздухе, невдалеке от стоянки, сгустилась молочная пелена — то пряди Волосынь [49] [49] Волосыни — созвездие Плеяд, однако по тексту романа именно это название применено к Млечному пути — Волосожарам, Волосьям жен Велесовых, т. е. Числобог спускается на землю по одной из прядей Волосынь. коснулись земли. Девушка заметила, как из небесного молока выкристаллизовался незнакомый силуэт и заскользил вниз под все те же божественные переливы и сладкоголосый перезвон. Ей сразу бросилась в глаза растрепанность и бесшабашность этого удивительного путника, что шагал себе вниз по одной из серебристых троп, как ни в чем не бывало. Незнакомец носил серый, подобный паутине с запутавшимися в ней звездами, плащ. Он шел, как-то сильно согнувшись, выставив голову вперед, высоко поднимая короткие слегка кривоватые ножки, а от того выглядел уродцем. Но вскоре девушка поняла, что его ступни даже не касаются лунной пыли, из которой сложилась тропа, а как бы отталкиваются от пустоты. Он приближался, а вместе с карлом ей навстречу спешил звон чудесных колокольчиков.

Да то и не карлик! Как раз напротив, незнакомец был гибким и тощим, словно жердь. Он подкатил на прозрачном, как стекло, колесе, чьи хрустальные спицы приводил в движение длинными худыми ногами. Удерживая равновесие, незнакомец стряхнул с одежды, коей действительно был грязный, изрядно потрепанный плащ, звездную пыль и снял шляпу: