Дмитрий Гаврилов - Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы

Ругивлад потянул носом, впитывая запахи ночи.

Полное ярко-желтое светило царило высоко в черноте небес. Но и оно едва пробивало тяжелую влажную бахрому могучих елей.

— Самое время лунному богу, — подумал словен, отыскав его средь макушек вековых древ.

И тут что-то шелохнулось сзади.

Обернулся, но в этот раз за меч хвататься не спешил — чутье подсказывало, то не враг вовсе. Лешака он бы враз учуял, больно вонючий, да и человека с такой близи — непременно.

В темноте вечнозеленой хвои вспыхнули два изумрудных огонька, и Ругивлад услышал приятный, медоточивый голос:

— Первым делом неплохо бы перекусить. Скверно ждать неизвестно чего на голодный желудок!

— Только б на дорогу выбраться! — подтвердил Ругивлад, припоминая намеки колдуна.

— Нет ничего проще! Эти места я знаю, как свои когти. До Киева уж лапой махнуть — ко вторым петухам доберемся. Есть там одна корчма. Вот и пошумим перед дальней дорогой.

— Валяй, мудрый попутчик, только без глупостей! — ответил Ругивлад, решив ничему не удивляться.

— А вот пугаться не надо. Доверяй тому, кто первым заговорит из тьмы! Собирался бы напасть — ты б уж валялся тут пузом к небу!

Словен вздрогнул.

— Пригнись!

Вверху зашуршало. Посыпались иголки. Что-то мохнатое тяжело прыгнуло ему на спину, едва не сбив с ног.

— Убери хвост! Чихну — мигом слетишь! — предупредил Ругивлад, когда говорящий зверь устроился на его плечах теплым пушистым воротником.

— Мррр… А ты горб-то разогни! — отозвалось животное.

— Как же! Жрать надо меньше! Навязался на мою шею! — разозлился словен.

— Кощей несчастный! — фыркнул кот. — Кожа да кости!

Ругивлад понял, что препираться — себе дороже выйдет. Он покосился на попутчика. Котяра сверкнул глазищами и зевнул. Не иначе, вел род по прямой от самых диких тигров.

— Терпи! Авось, в князи выйдешь! — добавил он.

— С моим-то носом — и в князья? — отшутился Ругивлад, распрямляя спину, а сам задумался: — Ромеи, нет, не нынешние, а прежние, считали, что нет и не может быть ничего совершенней человеческого тела. И даже боги вроде бы творили людей по своему образу и подобию. Право же, какое самоуверенное суждение! Этот мохнатый пролаза, небось, тоже мнит себя образцом красоты.

— Не скромничай! — мурлыкал зверь, — Нос как нос. Не клюв же? Так, поломан немножко… в двух-трех местах. Небось, из-за бабы?

— Еще чего! Много чести будет!

— Дурак! Может, только ради бабы и стоит! — возразил ему кот.

— Ах, мощи Кощеевы! Растяпа я! — спохватился Ругивлад.

— Ась? — не понял усатый попутчик.

— Флягу-то свою я у норы Седовласовой оставил!

— Вспомнил! Ха! Теперь тебе до нее не один день топать. Ну, да ничего, она все одно пустая была, — обнадежил кот. — А старый хрыч её, глядишь, найдет, да что вкусное нальет. Без дела не останется твоя фляжка.

— При деле, да уж не со мной, — буркнул словен.

Словен небрежно очертил «колдовской круг» и теперь проклинал себя за торопливость. Сквозь призрачную ткань волошбы просачивались не только аппетитные запахи, но и будничный шум.

Ругивлад скупыми глотками попивал медовуху, тщетно пытаясь усыпить память. Он расположился в углу корчмы за приземистым дубовым столиком, и звуки, на которые в другом расположении духа не обратил бы внимания, нагло вторгались в размышления: «Нет защиты от случайной брани. Волошба спасает только от предсказуемого, от предательской стрелы ил метательного ножа».

Но вряд ли кто всерьез посмел бы беспокоить героя, ибо длинный меч, небрежно прислоненный к стене рядом, надежней любой магии оберегал покой своего владельца. На столе дремал, основательно нализавшись мяун-травы, величавый лесной кот, и только слепой не заметил бы, как прогнулись доски под тяжестью животного. Изредка зверь зевал, обнаруживая крепкие белые клыки, и, слегка приподнявшись, переворачивался на другой бок под скрип возмущенных досок.

«Управляться с послушной стихией, будь то вода или воздух, земля или руда, снег или лед, в силах и обычный человек, — рассуждал про себя словен. — Он использует подручные средства, на худой конец — то, что дали ему боги от рождения, те же руки. Ими он покоряет и древо, и камень. Волхв умеет кое-что сверх того, ибо понимает — и меч, и борона, и самая пустая в мире кружка — это всего лишь части языка, на котором Род говорит со своими детьми. Медовуха, благодаря пустоте чаши, уравнивается с тем, кто пьет, и все это черты и резы пропойцы».