Юрий Никитин - Главный бой

— Да посмотри в озеро, дура. Ты рослая как королева, у тебя стать как у королевы, у тебя прямая спина и прямой взгляд. Разве ты похожа на этих румянощеких хохотушек, которые годны только подносить королевам — да что там королевам, их старшим слугам! — воду для умывания?

— Но эти девки… — пробормотала она, сбитая с толку, — как раз и есть писаные красавицы…

— В деревнях, — фыркнул он с непередаваемым презрением. — У простолюдинов! А у тебя — королевская красота! Будто ты не видела, как на тебя смотрели!

Она вспомнила горящий взгляд то одного встречного героя, то другого, ей тогда почудилось, что иной вот-вот готов встать перед ней на колени, но это ведь только почудилось…

Вспомнила и то, что никто не смел ее задеть в корчме, хотя других проходящих женщин с хохотом хватали и пытались усадить на колени. Это других женщин шлепали по заду, им пытались залезть за пазуху, но на нее только смотрели… а если на них падал ее взгляд, то все опускали головы, отводили взоры.

А Добрыня в жадном нетерпении все торопил коня, Леся едва успела ударить своего под бока каблуками, а то так и бросит ее в чужих краях, забудет, что обещал в родные земли…

Коня он остановил на ночлег, когда багровый диск еще висел в небе. Равнину покрывали красноватые тревожные тени. Леся украдкой поглядывала, как он отпустил коня, собрал хворост. Что-то особенное чувствовалось в каждом его движении. В ее груди трепетно вспыхивали часто-часто то страх, то надежда.

Огонек пошел по веточке с первого же удара огнива. Добрыня опустился на землю, могучие руки обхватили колени. Пламя пошло грызть мелкие веточки, перекинулось на крупные сучки. Глаза витязя неотрывно смотрели в огонь, словно видели там дивную жизнь.

Пламя бросало на его лицо багровые блики. Надменно выдвинутая челюсть уже, на взгляд Леси, не есть высокомерие, а просто явное мужество, что на виду, что зримо всем и каждому. А что кому-то не нравится… так Добрыня и не собирался всем нравиться.

— О чем ты думаешь? — спросила она наконец.

Сердце стучало все чаще. Вокруг них сгустилось напряжение, Леся даже испуганно смотрела по сторонам, пыталась понять, что же гнетет, но мир оставался тревожно тих, как перед большим землетрясением.

Добрыня вскинул голову, непонимающе оглянулся. Костер полыхает жарко, круг света охватил даже кустарник за пять шагов, но солнце уже успело исчезнуть, а над головой низкое звездное небо, истаивающий, уже совсем прозрачный леденец месяца. Некстати Леся вспомнила, что Добрыня, не в силах отказать заморской принцессе, пообещал вернуться до того, как месяц истает вовсе…

— Пора, — произнес он вдруг со вздохом.

— Что пора?

Он поднялся, огромный и могучий. Багровый огонь страшно и красиво подсвечивал его спину, отчего лицо казалось суровым и незнакомым.

— Пора, — повторил он. — Вот-вот полночь… Слушай, Леся! Если что-то увидишь или услышишь, не обращай внимания. Бери обоих коней, там в седле зашиты золотые монеты, езжай прямо во-о-он по той звезде. Запомнила? Рано или поздно доберешься до славянских земель. А там уже скажут, в какой стороне Киев.

— А ты?

— Надо идти, — ответил он могучим, красивым голосом. — Не поднимайся!

Голос был строгим, она замерла у костра как мышка. Краем глаза видела, как он уходил, а впереди бежала огромная черная тень, затем тьма поглотила обоих.

Добрыня двигался быстрыми шагами, а когда уже отошел достаточно далеко, увидел маленький овражек, прыгнул, проехал по спине до самого дна. Здесь тихо звенел невидимый ручеек, дно пологое, шелестит невидимая трава. Только звездное небо не по видноколу, а срезано темными краями оврага.

А в двух шагах из глубин земли уже начал пробиваться лиловый свет. Добрыня стиснул зубы, сжал кулаки. Страшно умирать вот так, когда никто не зрит, когда не важно, с красивой улыбкой примешь смерть или с перекошенной в страхе мордой простолюдина…

Он выпрямился, выдвинул нижнюю челюсть. Свет поднялся столбом, а с ним возник отвратительный демон. Добрыня взглянул на него с холодным презрением:

— А, это ты, тварь?

Лиловое тело метнулось в его сторону. Нечеловеческим усилием Добрыня удержался на месте, а челюсть держал все так же выдвинутой, губы презрительно сжатыми. Древний бог рухнул ему под ноги, раскинутые в стороны когтистые лапы вцепились в землю. Добрыня застыл, ибо этот бог сейчас явился в личине уродливого простолюдина с короткими тупыми рогами. Искры уже не бегают по хитиновому телу богомола, а сама мужицкая спина выглядит уязвимой…