Андрей Аливердиев: У Лукоморья

Двух я убил сразу. Справился бы и с оставшимися, если бы их было только три. Но их оказалось значительно больше. Короче, меня завалили.

Очнулся я в незнакомой избушке. Я не мог понять, ни где я, ни как я там оказался. Я осмотрелся. Комната была небольшая. Кроме огромной печи в ней было жесткое ложе (на котором только что лежал я), грубо срубленный стол и три стула. Воспоминания о давешней битве постепенно всплывали в мозгу. Я ощупал голову. На ней не было даже шишки. «Что-то здесь не так, подумал я, — и, черт побери, где моя одежда?» Только тут я осознал, что из одежды на мне остался только талисман-оберег на шее. Я подошел к окну и увидел, что мои лахомындры сушатся на веревке. Недолго думая, я взял со стола свой меч и направился к ним. (Представляете, какой у меня был видон! Но, почему-то, тогда я об этом не думал. Что с дикаря возьмешь!) Рубаха и брюки были практически сухими, и я уже начал было одеваться, как услышал за спиной женский смех. Повернувшись, я увидел прекрасную златовласку. Проживая эту историю сызнова, я уже знал, что это была Яна, то есть Яга, то есть… Ладно, вы меня понимаете. Вообще-то конечно это серьезная проблема, когда у человека до фига имен. Попробуй каждый раз находить нужное. И каково приходится пишущему человеку? А читающему! Но, надеюсь, читатель меня поймет. А не поймет — я уже говорил на этот случай раньше, так что не буду повторяться. Итак, на чем я тормознулся. Ах да. Я стоял голый пред своей одеждой, в то время как прекрасная незнакомка заливалась, глядя на меня, смехом. Как вы думаете, что я сделал? Правильно, подошел к ней, и попытался взять ситуацию (и не только ее) в свои руки (и не только в них). Однако направленный на меня меч, несколько охладил мои намеренования. Да, именно намеренования, а не намерения, как я чувствую, поправляет меня какой-нибудь грамотей-самоучка.

— Как тебя зовут незнакомка? И, черт побери, как я здесь оказался? спросил я после короткого замешательства, вызванного легким соприкосновением ее меча с моей грудью.

— Я расскажу тебе все в доме, — ответила она отсмеявшись.

— Хорошо, пойдем в дом, — я сделал приглашающее движение.

— Может, сначала оденешься?

— Хорошо. Только ты отвернись. А то я стесняюсь.

Тут я сделал такое стеснительное выражения, что она едва не покатилась от хохота, что не помешало ей, впрочем, держаться наготове.

— Не очень-то ты стеснительный. Да и видела я тебя достаточно, успела даже искупать, то есть, скорее омыть. О покойниках ведь так говорят? Так что скорее одевайся и иди в дом. Первый. А то я ваши шутки знаю.

— Ну, не очень-то ты меня знаешь.

— Гораздо лучше, чем ты сейчас думаешь. Ну, скорее! Не заставляй даму ждать.

Так, после коротких препирательств, я вновь оказался в уже знакомой избушке в ожидании (кстати, достаточно приятном) интересного рассказа и чего-то еще.

— Есть будешь? — спросила незнакомка мимоходом, будто бы уже не единожды задавала мне этот вопрос.

— Буду, — также непринужденно ответил я.

Она положила меч и стала накрывать на стол. Как не странно она совершенно не опасалась меня. Да и мне уже не хотелось брать силой то, что весьма вероятно досталось бы и так. Она была хорошим психологом, сказал бы сегодня, но тогда я не знал таких слов, и просто развалился на подобии стула, глядя влюбленными глазами, как моя новая знакомая накрывает на стол. Не прошло и четверти часа, как мы принялись за копченое мясо и какие-то дары леса, имеющиеся в наличии. Еда была не ахти какая, но здоровый голод молодого организма брал свое. Вот что на столе было действительно сногсшибательным, так это какой-то отвар или настой из лесных трав и корений. Вкус его описать невозможно, скажу лишь, что никогда раньше ни в той ни в этой жизни я не пил ничего подобного.

— Как все-таки зовут тебя, златовласка? — который раз спросил я.

— А ты поверишь, что я — это баба Яга?

— Нет, — честно соврал я.

— Тогда называй меня Гуллвейг.

— Гуллвейг, — повторил я, — Какое странное имя. Откуда ты.

— Гуллвейг меня звали когда-то давно, задолго до того как я покинула чрево матери последний раз. Но именно так должна я зваться сейчас, когда снова забил Родник Жизни, и день ото дня прорвется Грань Миров.

Переселение душ и цепь инкарнаций были верованиями и нашего племени, сказки про Родник Жизни уже ходили в народе сто лет, про Грань же Миров я слышал впервые. Так что слова ее мало что объяснили мне, и лишь дополнительно разожгли полыхавший уже интерес.