Константин Бояндин: Пламя заката

И Павел решился. И рассказал. Немного, чтобы только не сойти с ума окончательно, прямо тут.

— Секретничаете? — Мария открыла дверь на кухню. — Вика, оденься, простынешь.

— Я хочу в парк сегодня! — заявила Вика. — Погода вон какая хорошая!

— Езжайте, — согласилась Мария. Она правда что-то хочет изменить, понял Павел.

— А ты? Мы сто лет вместе в парке не были! Ма-а-ама!

— Так, — Мария присела, улыбаясь. — Скандала не будет. У мамы сегодня дела, но потом я приеду, договорились? Дождётесь меня?

— Дождёмся! — Вика несколько раз подпрыгнула и умчалась — к себе. Мария села Павлу на колени — такого тоже давно не случалось — и прижалась к нему. Он обнял её… если бы можно было поверить, что Елена — выдумка, он попробовал бы поверить и в то, что с Марией всё теперь может наладиться. Но… чек! И Афанасьевна там, в аллее!

— Ты сердишься? — спросила она шёпотом.

Правду, Павел. Только правду.

— Да, — признал он. — Но не на тебя. Даже не знаю, на кого. На кого нужно сердиться, когда понимаешь, что живёшь чужой жизнью и пора, пора жить своей?

— Мы ещё можем что-то изменить, да, Петя?

Павла снова бросила в жар.

— Как ты меня назвала?

— Пашей, — удивилась она. — А что?

Померещилось. Дурдом на колёсах, так говорила мама, а когда так говорил Павел, получал от неё подзатыльники. Померещится и не такое, раз родная мать именует тебя Петром и не интересуется твоей жизнью. Я узнаю, подумал Павел. Не буду ничего ждать, пусть отец мне расскажет. Что я, младенец, что ли?

— Ты так официально всегда, «Павел, сходи в магазин», «Павел Вениаминович, займитесь, наконец, дочерью…»

— Ладно тебе, — улыбнулась Мария и поцеловала его. И Павлу стало не по себе, потому что… потому что… — Я не права. Была неправа. Ты простишь меня?

Вика. Вот что настоящее и неизменное.

— Прощу, — пообещал он и улыбнулся, не смог не улыбнуться. — Но не сразу.

Она снова засмеялась, встала. Вика вбежала на кухню. Она заметила, что мать сидела у отца на коленях и поразилась. Ещё бы!

— Мама, завтракать? Что будешь есть? Папа?

Ребёнок обожает готовить для родителей. Бывает и так. Пусть даже умеет пока немного.

В парке было людно, и шумно — последние тёплые деньки, как не погулять! И аттракционы работают, а Вику хлебом не корми, дай на каруселях повертеться. Она в очередной раз сказала папе, что очень-очень его любит, и умчалась — народу много, а ждать ещё один круг ужасно неохота! Хорошо, что не курю, подумал Павел, ещё бы пара таких дней — скурил бы себе лёгкие ко всем чертям.

Он отошёл к киоскам, взял минеральной воды. Всё-таки Вика — юла, с ней спокойно не посидишь. Газированная минералка — то, что нужно. Спасение просто.

— Дома кошелёк забыла, надо же, — послышался знакомый бас. Павел чуть не подавился. Обернулся.

Афанасьевна. Не так одета, в очках почему-то, но точно она!

— Б… — он не мог промолвить ни слова, только стоял и смотрел. И показалось, что вокруг на секунду сгустилась ночь, но только показалось, наверное. — Б-б-баба Лиза?!

— Папироской не угостите, молодой человек? — Афанасьевна посмотрела из-под очков. — Вот представьте, впервые дома кошелёк оставила! А без папирос я никак, никак.

Павел, как во сне, взял ей — «Беломор-канал», других там всё равно не было.

— Ох, спасибо, — Афанасьевна пыхнула крепким дымом и благосклонно покивала. — Бабушку как выручил. Дочка у тебя прелесть, сынок, вот что я скажу.

— Баба Лиза? Вы меня узнаёте?!

— Домой мне пора, — Афанасьевна никогда не суетится, не в её стиле. — А, вот и палочка, куда же мы без палочки. Спасибо, родной, я в следующий раз дочке твоей гостинец принесу. Афанасьевна отличные пироги печёт!

— Баба Лиза! — Павел уже ощущал и спиной и боковым зрением, что на него многие смотрят. — Это же я, Паша!

— Непременно испеку, — повторила та, самозабвенно дымя и неторопливо шествуя по тропинке. — Домой, Паша, домой иди, ждут тебя, волнуются!

Снова упала ночь — и тут же снова наступил день. И пропала Афанасьевна, сгинула, развеялась.

— …Папа! — Виктория подёргала его за руку. — Папа, тебе нехорошо? Смотри, вон мама идёт! Папа!

— Всё хорошо, — Павел поднял дочь на руки — над самой головой. Вика счастливо засмеялась.

— Пусти! Мама будет ругаться, пусти!

— Пусть ругается!

Нет нигде Афанасьевны. Но… вот чек на «Беломор», сдача и дым, его запах долго не перебить. Да что же это?!

— Паша, с тобой всё хорошо?

Мария. Она теперь чаще интересуется, что да как, да почему. По-настоящему интересуется, не просто так спрашивает, как раньше.