Тут Гийом моргнул.
— Что вы хотите сказать?
— Это вы хотели сказать, а не я. Что Прокаженный король не допустил бы усобицы.
— Это правда, — проговорил Гийом. — Правда.
— Что поделаешь, ведь я глуп, — молвил Ги очень спокойно, без горечи.
Архиепископ коснулся его руки сухонькой ладонью.
— Может быть, только глупость нас и спасет, — произнес он так тихо, что Ги едва расслышал его.
Они проехали еще немного, когда высланный вперед всадник вернулся и, не задерживаясь, проскакал прямо к королю.
— Там сеньор Раймон!
Ги остановил коня.
— Сколько с ним людей? — спросил король.
— Двое, — сказал всадник и заплакал.
Ги выехал перед отрядом и помчался галопом в ту сторону, откуда только что вернулся всадник.
Он увидел графа Раймона возле Колодца Иакова. Граф сидел в седле и неподвижно смотрел на дорогу. Густые лучи закатного солнца пробирались в каждую морщину на его лице, так что он выглядел невероятно древним, как будто его высекли из камня в незапамятные времена да так и оставили здесь в одиночестве.
Заметив короля, Раймон чуть шевельнулся, поднял голову. Углы его рта двинулись, словно граф хотел улыбнуться. Потом он медленно спешился и пошел навстречу Ги.
Ги подъехал к нему вплотную и посмотрел на него сверху вниз. Один из сержантов, нагнавший короля, помог ему сойти с седла.
Теперь Ги стоял перед Раймоном так, что мог, протянув руку, коснуться его плеча.
Раймон, все так же молча, преклонил колени и опустил голову. Не раздумывая ни мгновения, Ги бросился к нему и схватил в объятия.
— Встаньте, — шепнул он графу на ухо.
— Предаю себя в ваши руки, — сказал Раймон громко, так что Ги поморщился от резкого звука. Он понял, что граф, как и он сам, все это время молчал и теперь не в силах правильно рассчитать силу голоса.
— Хорошо, — сказал Ги. — Но встаньте же! Сейчас здесь будут бароны и архиепископ. Я хочу, чтобы вы присягнули мне достойно. А потом объединимся и будем решать — как нам разбить сарацин.
Глава одиннадцатая
ЧАША ХОЛОДНОЙ ВОДЫ
Сад, приют израненных сердец. Почти все сеньоры, которые решили оставить Святую Землю, где они потеряли свои прежние владения, и последовать за опозоренным королем Гионом на Кипр, в его игрушечное королевство, были молоды. Старые волки остались — огрызаться и нападать на сарацин, целясь клыками в клокочущее от смеха горло под масляной бородой. Молодые оказались слабее — сдались и покинули священный берег.
Тишина этого сада до сих пор казалась Ги непостижимой. Несколько лет не могли смолкнуть в его ушах отзвуки последнего боя, а затем — отвратительные голоса сарацинских тюремщиков, их беспричинный хохот, и после — снова грохот сражений, и бесконечные переговоры, переговоры, и шум моря, и скрип корабля, который увозил изгнанников на Кипр. А затем наступила благословенная тишина. Иногда разговаривали и здесь, но негромко и достойно. И здесь не клацало оружие. Все осталось позади.
* * *
В тот день у Колодца Иакова, ощутив под ладонями вздрагивающие плечи графа Раймона — последнего из вассалов, что отказывался признать над собой власть короля Ги, — Лузиньян поверил было в возможность победы над Саладином. Несколько месяцев лихорадочных сборов. Он не мог вспомнить, что произошло потом. Остались только какие-то разрозненные обрывки — не столько картины, сколько ощущения: так животное помнит плеть, его наказавшую. И самым страшным ощущением все эти годы, минувшие после того дня, оставалась жажда.
Сарацины оттеснили христианское воинство от источников воды и зажгли сухой хворост. Был день святого Мартина Кипящего, 4 июля. Ги плохо понимал, что происходит. Он утратил ясность рассудка. Он знал только, что хочет пить. Он резал себе запястье, но кровь плохо утоляла жажду. Адские полчища накатывали на изнемогающих рыцарей. Ридфор, с плохо зажившими ранами, орал и дрался где-то поблизости от короля Ги — тот иногда слышал его хриплый голос. И Эмерик тоже был рядом. И Онфруа — что бы там ни говорили о его слабости.
В клочьях дыма, в клубах пыли носились дьяволы со сверкающими клинками, от которых болели и без того напряженные глаза, и стрелы вылетали из пустоты, так что не оставалось больше места для страха: страдание сделалось таким долгим, что перестало причинять резкую боль.
Королю Ги о чем-то докладывали. Он делал вид, что слышит, и кивал головой. Гром отдавался у него в ушах при каждом движении.
Какой-то рыцарь, падая со стрелой в плече, ухватил Ги за руку и заговорил с ним, захлебываясь и спеша. Ги наклонился над ним. Он не понимал ничего и испытывал искреннюю радость, когда ему удавалось разобрать одно или два слова, но затем юный рыцарь произносил третье, и смысл сказанного опять ускользал от короля, ввергая его в растерянность.
Читать дальше