Наталья Щерба: Чарана

– Пить хочу! – капризно заявила Тайка и тряхнула головой.

Чарана вздохнула завистливо, косясь на водопад роскошных Тайкиных волос. Тёмные шелковистые пряди закручивались в тугие колечки, падая волнами ниже пояса. А у Чаранки – жидкие, тусклые, едва косичку заплести можно.

Ой, как же пить хочется! Или в воде искупаться, – благо, табор встал у самой реки. Несмотря на вечер, плывёт над уставшей землёй чудовищная жара. Ноги устали, босые стопы грязные да в пыли, а заработка – почти никакого: пару яиц за пазухой спрятаны, да кусок чёрствого хлеба, а у Тайки ещё монеток горсть, медных. Деньги эти Чарана заработала, на картах гаданием, а Тайка скажет, что сама: всегда она так – лучшее забирает. Попробуй ей возрази! Накинется, словно коршун, вопьётся когтями, а то и крепкую пощёчину может отвесить. Тайка – девушка бойкая, весёлая да озорная, – первая красавица в таборе! Вон, Яшка, черноглазый да белозубый, глаз с неё не сводит. Чаране век такого не дождаться… Брови у неё белёсые, нос картошкой, губы тонкие, скулы резкие, грубые. Зато глаза, чего уж, большие имела, чёрные, глубокие и печальные, как безлунная ночь. И верили простаки селяне глазам этим, колдовским, и за гадания охотно платили. Тайка же больше танцами да пением зарабатывала. А какое сейчас людям веселье, когда жара такая, засуха? Люди за урожай переживают, некогда им песни цыганские слушать да пляски смотреть, больше за судьбу да за будущее знать хочется.

– Чего пялишься? – прищурилась Тайка. Заметила, что Чарана, задумавшись, глаз с неё не сводит. – Медяков, небось, жалко? Тебе-то зачем, дурнушка? У меня свадьба скоро… Ладно, ладно, не дуйся, ишь, помрачнела! Давай так: что в этой хате наше будет, всё тебе отдам, хорошо?

– Последняя, – кивнула Чарана, указывая рукой на самую крайнюю хатку – небольшую, но аккуратную, с чистым двориком и крепким забором. – И в табор. Ох, через всё село обратно идти. Искупаться бы скорей…

– Эй, хозяева, есть в доме кто? – привычно затараторила Тайка звонким голосом. – Спеть, поплясать, али погадать, кто желает?

Двор ответил молчанием.

Тайка решительно толкнула калитку.

– Есть ли кто?! – ни звука. Даже неслышно привычного собачьего лая. – Спеть…

– Да подожди ты, с песнями, – неожиданно толкнула Тайку Чарана и сама затянула:

– Не желают ли хозяева досточтимые, уважаемые, о судьбе своей узнать? Всё сбудется, что скажу, и плохое, и доброе…

Заскрипела дверь, отворяясь, метнулась с порога большая чёрная котяра, вызвав дружный девчоночий визг. Вслед за котярой показалась хозяйка: невысокая, приземистая, с пухлыми румяными щеками. Женщина, несмотря на жару, зябко куталась в плотную вязаную шаль, будто мёрзла. Заметив цыганочек, она улыбнулась, но блёклые голубые глаза смотрели настороженно, испытующе.

– Заходите… гадалки! – и хохотнула.

Чарану от этого смеха озноб пробрал. Неприятным показался, – отчего бы? Видать, с жары совсем плохо стало…

Войдя в прохладные, полутёмные сени, Чарана успокоилась. А Тайка уже и к столу подбежала, на стул рядом уселась и хату бесцеремонным образом разглядывает.

А посмотреть было на что… Чистенько, выбелено, печка расписная: узоры по ней диковинные – звери да цветы неизвестные, на полках – посуда глиняная, в завитушках цветных, да рушники по углам, – только не кресты на них привычные вышитые, а буквы какие-то иноземные, с закорючками, непонятные…

Тайка в бок толкнула, больно. Что такое?!

– Глянь, – шепчет, – за печкой…

А за печкой-то, Господи! Столик маленький, на резных ножках, чёрной тканью накрытый, – а на нём поделки какие-то, статуэтки… из золота? Неужель, настоящего?! Из серебра много чего есть… Сверкают, будто на солнце выставлены, а в закутке-то темно…

Хозяйка, будто бы невзначай, подошла к тому столику, сдёрнула шаль с плеч и прикрыла вещички небывалые. А сияние от них как будто и не уменьшилось.

– Из далёких земель мужем моим покойным привезены, – вроде как пояснила.

Чарана первой опомнилась, вытащила карты из-за пазухи, осторожно, чтобы яйца не разбить, и перетасовала одной левою. У неё это знатно выходило.

– На любовь погадать, на прибыли, на урожай, на недругов? – привычно затараторила скороговоркой, и карты веером на столе раскинула.

Хозяйка не ответила. Вцепилась взглядом в карты.

– Фу, какие грязные, – поморщилась. – Ишь, дел бесовских на них сколько…

Взгляд Чараны потемнел. Чистые у неё карты! Может, ноги босые, да старая юбка грязная, но карты – чистые! Бережёт она их – кормильцы ж единственные!