Анастасия Сиалана - Острый осколок [СИ]

— Но что он сделал? — кельпи поднял на меня глаза, и, увидев что-то лишь ему ведомое, осекся — прости…

— Ничего, — я вновь погладила его по волосам, пропуская смоляные нити вперемешку с белоснежными косичками сквозь пальцы, — мы почти стали близки с ним. Я открылась, принимая его ухаживания, но вмешался рок. Нас вовремя остановили, вернув в реальность. Никогда не думала, что словами можно нанести физические раны, но я чувствовала их. Чувствовала всем телом, как что-то с треском рвется внутри, выпуская струйки теплой крови, что ознаменовала конец всему. Всего лишь подвернувшаяся под руку девчонка, ему сошла бы любая. На весь дворец прогрохотал его певучий голос, вырывая слезы откуда-то из обрывков души и…

Я замолчала, а перед глазами так и всплывала картина. Я, полуголая, сижу в кровати, крепко прижав простынь к груди и до крови кусаю губу. Кровь перемешивается с солеными каплями и струйками стекает с подбородка на шею, рисуя алые подтеки на коже. Я уже ничего не вижу, но к своему безумию, отчетливо слышу. Громкие звуки складываются в слова. Слова в предложения. Предложения обретают страшный, жестокий смысл:

— Жива твоя зазноба, Владыка. Не подпортил я ее, — самодовольство и пренебрежение звенели в воздухе, даже когда слова затихали. Безмолвие не было им помехой, — просто от долгого воздержания крышу снесло. Ты мне служаночку через минутку пришли, а лучше двух. А то с этой даже от переизбытка низменных чувств ничего не пошло.

Звон. В ушах стоит монотонный звон, ограждая меня от дальнейших слов, что были произнесены. Наконец-то его голос стих. Наконец-то он отпустил меня из своего мучительного плена.

— …на… Дана!

— А?

Я вдруг резко стала видеть. Взволнованный мелкий трясет меня, пытаясь добиться хоть какой-то реакции. Медленно ползущий, опаляющий кожу своим огнем, шар проходит точку зенита. Кучевое облако в форме таара настигает его, норовя укрыть в своих объятиях. Ветерок холодит кожу лица чуть сильнее в местах мокрых дорожек, выветривая их до полного исчезновения. Реальность. Она лучше, чем могла бы быть.

***

Домой мы возвращались в полном молчании, говорить не хотелось. Солнце медленно, но верно приближалось к горизонту, слабо освещая вечерние горы. Еще несколько ват и мы покинем Валларский хребет.

— Наши, наверное, уже собираются, — нарушил затянувшееся молчание Кайа.

— Эх, а я даже не успела выспаться. Еще этот неизвестный гость, — пожаловалась я, ожидая раскаяния. Куда там, ноль реакции! Бессовестный мальчишка!

— Странно, что его даже дроу не нашли.

— Согласна. Маскируется хорошо.

Подходя к дому в скале, непроизвольно замедлила шаг. Необычная тень скользнула по каменному выступу и скрылась. Может, я бы и отреагировала иначе, но сонный разум отказывался заострять внимание на чем-либо кроме еды и, собственно, сна.

— Дана! — голос был удивленным, а фигура высокой и широкой. Поражаюсь своему восприятию сейчас.

— Да, — еще и ответила. Похоже, мне совсем плохо.

— Да ты жива! — вот не пойму, он обрадовался или разочаровался?

— Была вар назад, сейчас не уверена, — спокойно отвечаю и обхожу застывшую фигуру, направляясь к дому. Темно, почти ничего уже не разобрать. Голос-то знакомый, а что толку, если лица не видно.

— Ее контузило? — вполне серьезно интересуется незнакомец.

— Ага, воспоминаниями по темечку съездило, — ай маладца мелкий, умеет колкости говорить. Плохо, что про меня.

— Ладно, мне тут больше делать нечего. Пусть безмозглый с зомби-банши пообщается, — как-то загадочно произнес голос.

А я все шла к дому. Больше суток без сна с пробежками и неожиданными гостями — это тяжело. Не ровен ват свалиться в затяжной обморок, переходящий в глубокий сон.

— Дана, ты жива! — вот этот голос явно испытывал щенячью радость по поводу моего нахождения среди живых.

Оценить свою значимость для этого некто не успела. Меня снесло стеной и припечатало к стене же. Весь воздух разом вышел и возвращаться не хотел, а без него плохо.

— Дана, я нашел тебя! А меня все бросили, во дворце пусто. Из комнаты не выпускают. Я сбежал. Ты живая! О, а я поймал ящерицу, — верещало нечто басом, и не думая пустить хоть капельку воздуха в мои легкие, — но она больше не шевелится. Эльф со странными сине-голубыми глазами сказал, что я, олух такой, ее укокошил. Я не понял его. Но ты не волнуйся, я поймаю еще одну и покажу тебе, — и меня еще крепче притиснули к железной груди, напрочь лишая каких-либо ощущений, кроме боли и хруста костей.