Патриция Брей: Первое предательство

И то слишком щедрое предложение. Люций заработал медленную, мучительную смерть предателя за мятеж шестилетней давности, а недавние волнения отнюдь не смягчили отношения к нему.

— Я пришел сюда как человек, любивший леди Зению, и мне дурно смотреть на насилие, которое совершается от моего имени. Я пришел вас просить о помощи, чтобы положить конец этому безумству, пока не погиб кто-нибудь еще.

Императрица помнила то лето, когда принц влюбился в Зению и следовал за каждым ее шагом, а та была бесконечно терпелива по отношению к самому молодому из поклонников. Но это произошло свыше пятнадцати лет назад, и вряд ли можно принимать юношеское увлечение за причину, по которой предатель появился во дворце и решил искать встречи с ней, больше всего желавшей его смерти.

Особенно здесь, в месте сосредоточения императорской власти. Стоит Нериссе повысить голос, и негодяя схватят и отведут в пыточную камеру. В таких поступках смысла нет, а она — не любительница загадок.

— Флавиан один из ваших? — спросила Нерисса. Люций поморщился.

— Флавиан — один из заговорщиков, недовольный вашим правлением, но он не действовал от моего имени. Я не отдавал приказов.

— Я убедил принца приехать сюда, чтобы передать имена конспираторов в обмен на ваше милосердие, — вклинился в разговор брат Никос.

Возможно, слишком глупо рассчитывать на снисхождение правительницы, но Никосу виднее. Передав Люция в руки императрицы, монах снимал с себя вину за совершенную прежде ошибку.

— Я откровенно расскажу все, что знаю, либо, если желаете, можете вызвать Низама, чтобы он вытягивал из меня информацию вместе с кровью. Но это не остановит заговорщиков и не остановит насилие.

— Может, и нет. Однако, увидев твое тело, висящее у дворцовых ворот, последователи определенно призадумаются, стоит ли продолжать бесчинства, — проговорила императрица, желая увидеть реакцию собеседников.

К чести Люция, на его лице не дрогнул ни один мускул, и Нерисса даже почувствовала вспышку восхищения его самообладанием.

— Не совершайте ошибок шестилетней давности, когда, позволив врагам скрыться в тени, вы дали им возможность выждать и нарастить силы, чтобы нанести еще один удар.

— Ну и что ты предлагаешь?

— Я могу сказать имена только тех, с кем я встречался, но есть и другие, управляющие их действиями. Я вызову всех на встречу, и вы нас арестуете. Тогда ни у кого не останется шанса на побег.

— А ты рассчитываешь остаться здесь? Свободно расхаживать по дворцу? — Подобное предположение просто абсурдно. Тем не менее перспектива избавиться от заговорщиков одним ударом представлялась Нериссе заманчивой.

— Оставьте со мной одного из своих телохранителей, чтобы он присматривал за моими передвижениями. Другие незаметно последуют за ним и будут ждать сигнала.

— Какая твоя выгода во всем этом?

— Восстание обречено на провал. И вопрос состоит в том, сколько людей погибнет с обеих сторон, прежде чем вы триумфально его подавите. Я предпочитаю остановить убийства сейчас.

— Благородный мотив, но не в твоем характере. Ты забыл, что я знаю тебя с пеленок.

— Люди меняются.

Принц терпеливо ждал, пока Нерисса обдумает его предложение. Он не просил и не умолял, и правительницу поразила искренность его слов. Действительно, Люций изменился. Манеры, даже темп речи стали другими — возможно, знак того, что он провел много времени среди иностранцев. Если бы не черты лица, его было бы не узнать.

Испорченный принц, который воспитывался с ее сыновьями, ни за что бы не рискнул собственной шкурой ради спасения других, даже любимых. А этот мужчина, если ему можно верить на слово, готов жертвовать собой, чтобы спасти врагов. И поступив так, он приговорил к смерти друзей, поддерживавших его.

Благородное самопожертвование, даже акт абсолютного безрассудства, а может, и то и другое. В конце концов, мотивы не столь важны. Нерисса воспользуется ситуацией, как считает нужным, а когда от Люция больше не будет пользы, она предаст его правосудию, которое так долго откладывалось.

— Ты клянешься, что поступишь так, как сказал?

— Клянусь, сделаю все, что от меня зависит, чтобы собрать заговорщиков и предать их правосудию. Что касается меня самого, то я полагаюсь на твое милосердие.

Последние слова сопровождались ироничным взглядом в сторону брата Никоса, и в это мгновение императрица поняла: Люций прекрасно осознавал, что помилование, обещанное ему монахом, не более чем иллюзия. Если он действительно передаст императрице конспираторов, то ее сострадание может проявиться в виде безболезненной смерти вместо длительной агонии, диктуемой законом для предателей. Это максимум, на что он может надеяться, и все это понимали.