Кристина Юраш: Денег нет, но ты держись!

Появилась Джоан и принесла мне целую корзину яблок. Я вопросительно взглянула на нее, но она подняла глаза вверх и развела руками. Ладно, яблоки так яблоки. Я взяла одно из них, надкусила и снова погрузилась в увлекательный мир интриг, измен и предательства в рамках миниатюрного клочка суши. Первое яблоко было съедено, я потянулась за вторым, не отрывая глаз от книги. Я с трудом продиралась сквозь дебри имен, родов, гербов и родственных взаимоотношений. Про географические названия я вообще молчу. Такое ощущение, что их давали люди с буйной и неуемной фантазией при помощи генератора случайных слов.

Так прошло два дня. Чувствовала я себя так, словно приехала в пансионат какого-нибудь Урюпинска, в котором из достопримечательностей есть только вид из окна пансионата на город. Я старательно выбрасывала из головы навязчивые мысли о сложившейся ситуации, стараясь не обдумывать ее и не анализировать. А смысл? Что сделано, то сделано. Я уверена, что поступила абсолютно правильно. А что будет дальше – пусть сам решает.

Под конец первой недели, после которой я перестала считать дни, появился тюремщик, неся в руках нож и платок.

– Мне приказали передать это вам! Сказали, что вы знаете, что с этим делать.

Понятно, нужна моя драгоценная кровушка. По-другому сейф с данью не открывается, надо думать? Можно было, конечно, повредничать, но я молча надрезала руку и вытерла кровь о кружевной платок. На здоровье. И кинжал вернула. В целости и сохранности.

Аппетит то появлялся, то пропадал. Я стала чаще дремать. Все равно делать было нечего. Поговорить со стражниками не удавалось, поскольку они отвечали мне лишь молчаливым сопением. Я сильно обленилась, стала вялой и задумчивой. Я могла часами лежать под одеялом, предаваясь своим мечтам. Изредка появлялась Джоан, но она при всем желании не могла рассказать мне последние новости, поэтому мне оставалось только гадать о том, что происходит во дворце и в мире. Я пересчитала все кирпичи в камере, вспомнила все стихи, которые когда-либо учила, и выспалась, кажется, на всю жизнь вперед. Кормить меня стали вообще прекрасно. Когда я была принцессой, о такой кормежке я могла только мечтать, но, как назло, у меня пропал аппетит. Кроме яблок, в меня ничего не лезло.

– Я вам что, – интересовалась я у молчаливых стражников, – свинья на убой? Зачем такие большие порции! – возмущалась я, возвращая нетронутую еду.

В ответ раздавалось лишь сопение.

Первая неделя подошла к концу, когда к прутьям моей «клетки» подошел мой бывший прораб, а ныне, судя по всему, снова тюремщик и официальным голосом сообщил мне, что по приказу его величества я могу отказаться от своих «необдуманных» слов, сказанных наместнику, и тогда меня освободят.

– Не-а! – лениво ответила я, перелистывая страницу и кусая яблоко. Что-то тянет меня на яблоки. Готова их килограммами хомячить. Мне корзинки не успевают носить. С утра приносят корзинку, а вечером забирают ее, наполненную огрызками.

Особых требований я не выдвигала, да и незачем. Белье было чистым, одеяло теплым, а в камине (представьте себе, в «королевской камере» был камин!) всегда горел огонь и лежали дрова. Если бы не решетки и спины стражников, то просто пятизвездочный отель.

Через три дня мне снова задали вопрос, но я молча кинула в них огрызок. В знак протеста, так сказать.

Я потеряла счет времени. В книге уже появились любимые места, которые я отмечала загнутыми уголками. А что? Книжка-то явно не библиотечная. По рукам за нее не дадут, читательский не отберут.

И вот однажды на пороге появилась стража, громыхая доспехами. Трое здоровых верзил стояли возле прутьев, глядя на меня сквозь забрало.

– О! Какие люди! – откликнулась я, помахав им ручкой. – Ответ – нет! Предупреждаю заранее, я не передумала. Если вы с первого раза не понимаете, то я могу написать на бумажке.

– Мы не за ответом. Вас приказано казнить… – вздохнул тюремщик, открывая замок на моей явно не золотой клетке.

– Какая прелесть! – улыбнулась я, захлопывая книгу. – Сейчас яблоко доем, и пойдем казниться.

Я спокойно обглодала огрызок и бросила его в корзинку.

Мне связали руки, завязали глаза и повели меня по какой-то лестнице. Через минут пять ходьбы я почувствовала, что стало намного легче дышать. Ингаляция напоследок очень полезна для здоровья обреченных.

– На колени! – сказал грубый голос тюремщика возле левого уха.

– Неохота пачкаться. Может быть, отсечение головы заменить повешением? Я не против… Результат один и тот же, зато пачкаться не надо, – спокойно ответила я, чувствуя, что меня больше ничего не удивит в этой жизни.