Сергей РАТКЕВИЧ - Девять унций смерти

«Нужно встать. Обязательно нужно встать. Я знаю этот яд. У меня есть противоядие. Здесь. Совсем рядом. Просто нужно подняться и…»

Но тело не слушалось. Кажется, оно перестало быть телом, целиком превратившись в сосуд боли.

Шарц успел еще подумать о Полли, о детях… Роджер… Джон… Кэт… Обнять и поцеловать их… Успел в мыслях своих вернуться в Олдвик… Герцог, герцогиня, Четыре Джона, старый доктор Грегори Спетт… он уже умер? Ну, так и я тоже… Полли, ты прости меня… я не хотел умирать… это я не нарочно… это случайно вышло… я не хотел целовать эту гадину, я всегда хотел целовать тебя… только тебя… тебя и детей… и никого больше. Так вышло, что последний поцелуй достался не тебе, но на самом-то деле Полли… Полли, я люблю тебя, слышишь? Кэт, Роджер, Джон… ваш папа дурак, но он любит вас… Шарц успел еще подумать о своих стипендиатах, о профессоре Брессаке, наставнике Хансе, короле Джеральде, сэре Роберте и утреннем солнце, освещающем горделивые башни Олдвика… а потом лошади герцога галопом понеслись по полю, превращаясь в звездное небо…

— Живой? — выдохнул мальчишечий голос.

— Успели, — негромко ответил… командир фаласских лазутчиков.

«Быть того не может! Сами травим, сами спасаем?!»

— Какого… дьявола? — тяжко выдохнул Шарц, открывая глаза.

— Вот-вот. Именно этот вопрос мне хотелось задать тебе, когда ты спасал меня, — ухмыльнулся фалассец. — Я счастлив, что могу вернуть обратно то глубокое переживание, которое выпало на мою долю по твоей милости.

— Ты же… собирался убить меня… каким-нибудь мучительным способом? — спросил Шарц, пытаясь приподняться и чувствуя, что даже шевельнуться сил нет.

— Собирался, — кивнул фалассец. — Я долго выдумывал этот способ.

— И?

— Можешь мне поверить, я выдумал его, — гордо сообщил фаласский лазутчик.

— Значит, ты вернул меня к жизни… лишь потому, что с твоей точки зрения… я умер недостаточно мучительно? — спросил Шарц. — Ты оживил меня… чтобы убить?

— Разумеется, — безжалостно подтвердил фалассец. — Способ, который придумал я, абсолютно уникален и невероятно мучителен.

— Ну? — Шарцу удалось приподняться и сесть. Может, ему удастся справиться с противником? Если заставить его поговорить еще немного… противоядие действует быстро. А как только к нему вернутся силы…

— Я решил предоставить тебе право умереть от старости, — нахально улыбаясь, поведал фалассец.

— От старости?

— Вот именно. Что может быть более мучительно, чем медленно надвигающаяся старость? Чувствовать себя дряхлым, никчемным, ни на что не годным старикашкой — есть ли более жуткая и омерзительная казнь? Я оставляю тебя в руках наиболее беспощадного из палачей — в руках твоей собственной жизни, — ухмыльнулся фалассец, вставая. — Ладно, прощай, желаю тебе долгой мучительной смерти!

— И тебе того же, — ответил Шарц. — Кто эта девушка? Она подчиняется тебе?

— Вся храмовая стража подчиняется единому жесту этой… девушки, — ответил фалассец. — Постарайся больше никогда не встречаться с ней, и, быть может, тебе повезет умирать так долго и мучительно, как бы мне того хотелось.

— Ты опять из-за меня что-то нарушил, — покачал головой Шарц.

— Из-за тебя я выжил, — возразил фалассец. — Если б я не утащил у тебя несколько пузырьков с противоядием…

«Так вот куда они делись!»

— А с тобой-то что случилось?

— Получил почетную отставку, — ответил фалассец.

— Она… и тебя, да? — догадался Шарц.

— У нее удивительно приятные губы, — ответил фалас-ский лазутчик. — Ты прости, друг, наши судьбы переплелись столь странным образом, что… думаю мы обязательно встретимся… где-нибудь, когда-нибудь… а теперь — прощай! Спешу.

— Куда спешишь-то? — выдохнул Шарц, не слишком надеясь на ответ.

Но получил его.

— Рассчитываю вернуть жрице ее поцелуй, — ответил фаласский лазутчик. — У нее и правда удивительно приятные губы… одного поцелуя недостаточно для… счастья? — выдохнул он каким-то невероятным тоном.

— Ты — псих, — констатировал Шарц.

— А то я не знаю? — ухмыльнулся фалассец.

Мальчишка ловко отодвинул ставень, и оба фаласских лазутчика выскользнули в ночь.

— Хотел бы я знать, где эти хваленые марлецийские секретные агенты? — выдохнул Шарц, делая попытку подняться. — Когда не надо — они, как мошкара, толкутся, зато когда в кои-то веки в них образовалась надобность… вот честное слово, я им за это в ихнем экземпляре книги чертей голозадых нарисую заместо иллюстраций!