Маргит Сандему - Чудовище

Тот, по своей глупости, подошел к ней поближе и воскликнул:

— Нет, вы только послушайте ее! Ты хочешь сказать, что у тебя ничего нет? Мы проломим тебе башку, если ты сейчас же не принесешь нам эти штучки!

На лестнице показался полусонный Хеннинг.

— Что случилось, Малин? — спросил он.

— Иди и ложись, — торопливо ответила она.

— Вас здесь несколько? — спросил незадачливый вор.

— Здесь только дети.

— Ты слышал, здесь только дети, — пробормотал его сообразительный напарник. — Послушай, мальчуган, спустись-ка вниз, нам нужно поговорить с тобой.

Малин, моментально поняв, что они хотят взять Хеннинга в качестве заложника, закричала в отчаянии:

— Нет, не спускайся, оставайся наверху! Один из грабителей шагнул вверх по ступеням и схватил ее за руку.

— Заткнись, сестричка, иначе тебя ждут неприятности!

— Ой! — воскликнула Малин. — Отпусти, мне больно!

И она не могла остановить Хеннинга, когда тот проскочил мимо нее и принялся молотить кулаками того, кто держал ее. Она замахнулась на налетчика кочергой, но другой в это время выхватил кочергу у нее из рук.

— Значит, так, — холодно произнес один из налетчиков, — твоя игра теперь уже закончена.

Одной рукой он крепко схватил Хеннинга, другой же сжимал руки Малин, приблизив к ней свое ухмыляющееся потное лицо. Вынимая складной нож, он самым недвусмысленным образом прижал ее к себе.

— Отпустите мальчика, — жалобно просила она. Хеннинг закричал.

— У меня нет при себе мандрагоры, — захныкал он, — Она осталась наверху. Отпусти Малин, негодяй!

Оба грабителя грубо расхохотались. Перевес был на их стороне.

И тут внезапно раздался грохот, словно оглушительный раскат грома, и все помещение осветилось ослепительным светом. Грабители отчаянно завопили и повалились на пол, корчась в судорогах.

Малин уставилась на Хеннинга.

— Что произошло? — побледнев, спросила она.

— Это обрушилось откуда-то сверху… — шепотом ответил он.

Они посмотрели наверх. И в свете луны они увидели носы обоих мальчиков, просунутые между планками деревяной загородки. Малыши встали без посторонней помощи и теперь с большим удовлетворением и важностью взирали на происходящее внизу.

Мужчины неподвижно лежали на полу.

— Господи! — прошептала Малин. — Боже мой!

— Они дышат, — сказал Хеннинг. — Эти проходимцы живы, оба.

Она быстро сообразила что к чему.

— Хорошо, что это так, а то у нас могли быть неприятности с властями. Свяжи их, Хеннинг, и поскорее, пока они не проснулись! А потом разбуди работника и попроси его, чтобы он привел ленсмана. А я займусь детьми.

Она с усилием поднялась по лестнице, еле волоча ноги. Ей трудно было смотреть малышам в глаза.

И помещение наполнил хриплый, переливчатый смех Ульвара.

«Господи, что же мы держим у себя в доме? — со страхом подумала она, опускаясь перед ними на колени и обнимая их обоих. — Это может плохо кончиться! Ведь он может так поступить и с нами, с Хеннингом или со мной, или с любым другим! Нет, нет, этого мы не допустим, мы с Хеннингом. Никогда!»

— Все-таки спасибо, малютка Ульвар, — прошептала она, касаясь щекой его жестких волос. — Спасибо за то, что ты нас, вопреки всему, любишь! Я так благодарна тебе!

«Ничего себе, беззащитный, — подумала она при этом. — Господи, какая ирония!»

Схватив ее за волосы, Ульвар рванул их с такой силой, что она едва смогла сдержать крик. Его восхищенный смех наполнял собой весь дом.

Больница была не особенно старой, но здание было плохо построено и быстро износилось. К тому же оно было запущенным. Под закопченным потолком развевалась паутина, краска на стенах облупилась. И никто не обращал внимания на то, что каждый раз, когда открывалась дверь, под кроватями перемещались облака пыли.

Ведь это была общественная больница. Хотя «общественность» обычно лечилась у себя дома под присмотром родственников. Сюда же попадали только те, у кого не было родственников. Это заведение можно было назвать приютом для бедных, если бы одна милосердная христианская организация, пожелав сделать хоть что-то для малоимущих, не оснастила здесь операционную и не отдала ее в распоряжение врача и его маленького штаба помощников. Эффективных средств лечения здесь не было, и каждый раз, когда больному оказывали милость и помещали его в больницу, бедняга горько плакал и прощался с жизнью.

И правильно делал. Смертность здесь была высокой, те же, кто выживал, выходили отсюда еще более ослабевшими, чем были в самом начале.