Маргит Сандему - Глубины земли

Оказалось, что никто из детей не умел ни читать, ни писать. Так что пришлось начинать с нуля, и, по-правде говоря, Анна-Мария была рада этому. Это значительно облегчало ей жизнь, ей не надо было преподавать на различных уровнях одновременно. Можно было объединить всех детей.

Никаких книг, соответственно, у них вообще никогда не было.

— Хорошо, — сказала Анна-Мария, стараясь, чтобы голос ее звучал достаточно бодро. — Сделаем так — для начала, пока не получим то, что нам надо для занятий. У меня есть маленькая грифельная доска. Мы пустим ее по кругу. А потом будем пользоваться большой. Вам не кажется, что здесь холодно, ведь на улице такая плохая погода. Вы не замерзли? — спросила она, посмотрев на маленького, дрожащего от холода Эгона и кашляющих брата и сестру. — Я попытаюсь разжечь камин, если есть чем…

Вдруг раздался голос Бенгта-Эдварда, похоже было, что у него как раз ломался голос.

— Не стоит его разжигать, фрекен. Он еще не готов.

Анна-Мария удивленно перевела взгляд с печки на него, и лишь тогда обнаружила, что труба еще не подсоединена к черному чудовищу. Очевидно, это была лишь роскошная имитация. Надеялись, что на улице будет тепло…

— Но… — начала она.

— Мы не успели, — немного смущенно объяснил Бенгт-Эдвард. — Мы работали всю ночь, но еще не закончили.

— Мне кажется, то, что вы сделали, просто замечательно, — горячо произнесла Анна-Мария. — Ты тоже работал?

— Ага. Коль… я имею в виду горный мастер, и отец, и еще несколько ребят, и я.

Она кивнула. Она не захотела спрашивать у него, почему он ходит в школу, а не работает в шахте. Он не производил впечатление вундеркинда, но кто может знать наверняка?

Анна-Мария наконец начала первый в своей жизни урок в качестве учительницы. Сначала немного запинаясь и неуверенно, но дети были настолько послушны, пожалуй, даже забиты, что особых проблем с дисциплиной у нее не возникало.

В душе у нее появилось новое, болезненное чувство. Ее охватило отчаяние, потребность что-то сделать для этих бедных детишек, стать их другом, человеком, которому они смогут доверять, действительно помочь им!

И, особенно, этому маленькому Эгону в его жалкой одежке, считавшейся, наверно, выходной!

Анна-Мария украдкой поглядывала на него. Очевидно, ему умыли лицо, когда он выходил из дома, на это надо было надеяться. Но, похоже, Эгон был из тех детей, которые просто-напросто притягивают к себе грязь. Его мышиного цвета волосы торчали во все стороны, застывшие от втертого в них жира. На испуганном личике оставили след и земля, и пыль, и сопли, и слезы; одежда из грубого полотна была слишком велика и болталась на тщедушном тельце. В штанах он только что выдрал клок на коленке, а руки были просто синие — и от холода, и от худобы.

Двум детям Густава нужен был врач, это было очевидно. Кроме того, они могли заразить остальных детей — если уже не сделали это. Может быть, и этого беднягу Эгона?

Все дети выучили большую букву «А» и под руководством фрекен написали на доске свои имена, а потом она решила, что пришло время петь песни. Поскольку псалом «Куда бы и ни шел, я приближаюсь к смерти» (выученный благодаря часто встречающимся похоронам) был единственной песней, которую они знали, они его и спели.

И вот когда проявилась сильная сторона Бенгта-Эдварда! Когда писал на доске свое длинное имя, он стонал и вздыхал — он бы предпочел, чтобы его звали Эгон. Но пел он с необычайной уверенностью и чувством. А голос у него был, как у будущего оперного певца.

После последнего куплета Анна-Мария с уважением взглянула на него.

— А твои родители знают, что у тебя такой великолепный голос?

Он раскраснелся от гордости — так, что прыщи засияли.

— Да. И они хотят, чтобы я ходил в школу. Чтобы мне легче было в жизни. Чтобы я мог подписывать контракты и все такое, и чтобы меня при этом не обманули. Я буду таким же, как те, кто повсюду разъезжают и поют, и зарабатывают кучу денег на ярмарках.

«Больше, чем на ярмарках», — подумала Анна-Мария, но в присутствии ребятишек не хотела ставить под сомнение авторитет его родителей.

— Тогда попытаюсь научить тебя тому, что тебе пригодится, — добродушно сказала она. — Ну что ж, дети, на сегодня все. Это ведь было наше первое занятие, и для некоторых из вас здесь очень холодно. Увидимся в пятницу, в 9 часов. Вы знаете, что будете ходить в школу только три раза в неделю. В понедельник, среду и пятницу. Попытаюсь раздобыть грифельные доски для всех. И счеты. Ведь мы научимся еще и считать. «Книги понадобятся еще не скоро», — подумала она.