Маргит Сандему - Лед и пламя

— Вначале мы думали, что ты приглядываешь себе невесту. Но ведь ты покидаешь дом много раз в неделю, год за годом! Ни одна девушка не выдержит так долго тайной любви. Впрочем, Вильяр, тебе пора жениться. 28 лет! Это непорядок!

— У меня не было времени.

— Да чем ты, собственно, занимаешься?

— Разъезжаю верхом, — ответил Вильяр и попытался улизнуть в дверь.

— Нет, подожди! — удержал его Хейке. — Ты ездишь верхом по округе с тех пор, как достаточно подрос, чтобы сидеть на лошади. У тебя, очевидно, есть причина!

Вильяр остановился в дверях, держась за ручку. Он смотрел на них изучающим взглядом, будто соображал, что ответить. Затем сказал грубовато:

— Во всяком случае, сейчас у меня не та причина, что была в детстве.

— Ага! — сказала Винга. — Значит, ты все-таки нашел девушку!

Он с усилием улыбнулся.

— Нет, бабушка. Для этого у меня нет времени.

Хейке хотел попросить его довериться им и, возможно, просто выговориться, но внук уже исчез. Они слышали, как хлопнула наружная дверь.

— О, Господи, эта дверь, — пробормотала Винга. — В один прекрасный день она упадет вниз, как подъемный мост, и превратит кого-то в отбивную.

Они подошли к окну и сразу же увидели, что Вильяр торопился выехать со двора так, будто за ними гнался сам черт. Винга и Хейке обменялись грустными взглядами.

— Он так непохож на всех остальных в нашем роду, — сказала она. — Такой замкнутый.

— Да. Кажется, будто ему здесь плохо живется.

— Он ни с кем вообще не чувствует себя хорошо. Если бы я могла понять, какие мысли бродят в этой своенравной голове!

Хейке вновь задумчиво посмотрел на свою супругу. Сердце заныло у него от боли. Ее лицо так осунулось, стало изнуренным и бледным, как воск. Он обратил на это внимание только вчера. Вероятно, изменение было постепенным и длительным. Он должен был обследовать ее и попытаться вылечить. Но Винга никогда бы на это не пошла. И она бы мгновенно раскусила его, если бы он попытался спрятаться за словами об «обычном обследовании, поскольку ведь у нас за плечами кое-какие годы». Он должен был быстро что-то сделать. Он не мог потерять Вингу. Сейчас он в полной мере понимал страх и горе Тулы. Он, как и она, был связан с жизнью только благодаря другому — любимому человеку. Именно сейчас он ощутил, как по спине у него от страха поползли мурашки.

Белинда приехала в Элистранд с лучшими намерениями. «Как только я подумаю о том, что сделала бы в том или ином случае Сигне, то я, вероятно, справлюсь». Так утешала она себя.

От родителей она получила новое платье и чемодан. Они были к ней так добры.

«Все люди такие добрые, — думала она. — То, что они иногда на меня сердятся, моя собственная вина». Подумать только, они оказали ей это доверие! Сочли ее достойной ухаживать за маленькой дочкой Сигне! Ей почти не верилось в свое счастье. О, она должна оправдать доверие, она сделает все, все! И никогда не уронит Ловису, никогда!

В тот день, когда Белинда приехала в Элистранд, за оконными гардинами, на втором этаже стояла пожилая дама. Она критически разглядывала девушку, выходившую из коляски. Несмотря на усилия Белинды сойти с такими же достоинством и грацией, как это бы сделала Сигне, она зацепилась юбкой за борт коляски и шлепнулась плашмя, выронив сумочку и шляпную коробку. Юбка, естественно, задралась и обнажила ее недавно связанные панталоны. Дама за гардинами презрительно улыбнулась, ничуть не сочувствуя девушке, которая, видимо, ушиблась.

— Что за жалкая дурочка! — прошептала она про себя. — Но я была права. С этой у нас не будет никаких проблем.

Она видела Белинду раньше и полагала, что выведала все об этой простоватой «особе». Тогда она подумала: «Почему Герберт не женился вместо Сигне на ее сестре?»

Она ненавидела Сигне. Даже теперь все в ней напряглось при мысли о наглой девчонке, пытавшейся отобрать у нее Герберта. Герберт даже вставал несколько раз на сторону Сигне. Против своей собственной матери. После этого Тильда Абрахамсен стала относиться к жене Герберта подчеркнуто холодно. И когда эта дрянь умерла, родив дочь, свекровь почувствовала чудесное облегчение. Заботиться о ребенке было, однако, хлопотно. Кроме того, это была всего-навсего девочка. К тому же, нянька закончила работу. Ушла, бесстыжая неряха, выскочив из детской в растрепанном платье и с красными пятнами на щеках. Тильда могла бы поклясться, что за несколько секунд до этого слышала оттуда крик и звук пощечин. Да, а затем оттуда вышел Герберт. Он был очень сердит и говорил о негодной прислуге, которая нерадиво относится к его ребенку и которую он вынужден уволить.