Маргит Сандему - Преисподняя

— Ради Бога, имей жалость ко мне, — с трудом выдавил он из себя.

— Бог никогда не был на моей стороне, — холодно произнесла она. — Один только Дьявол — и он теперь радуется! Ты был его жестоким конкурентом, Хемминг убийца Фогда! Занимался ли ты чем-то еще, кроме блуда с женщинами, предательства и жульничества, с тех пор, как покинул долину Людей Льда? Я полагаю, что твое отсутствие в течение последних месяцев объясняется тем, что ты сидел в тюрьме! И что те люди, с которыми я встретила в первый раз, были тюремными надзирателями! Сатана ликует теперь, Хемминг! Он на моей стороне, понимаешь?

Туман сгустился перед его взором. Но он все еще видел ее. Она сидела неподвижно, скрючившись на бревне, и смотрела, как он умирает. И глаза ее светились, желтые и непримиримые. Вскоре он перестал видеть все, кроме ее глаз. Потом исчезли и они.

Суль встала. Подняла с пола мандрагору. Села на коня и, привязав сзади вожжами его коня, поскакала на восток, к неведомым местам, где жили шведо-финны.

Наступила зима. Тенгель и Силье часто выходили на липовую аллею, в надежде увидеть долгожданную гостью — их приемную дочь Суль. Но о ней ничего не было слышно с того самого осеннего дня, как она покинула дом.

Оба тайно посматривали на ее липу: видя, что дерево живо, они вздыхали с облегчением. Прошло еще одно лето, еще одна осень.

Появился на свет первый внук Силье, Тенгеля и Шарлотты: без всяких осложнений Лив родила чудесного мальчика, получившего имя Таральд. Его назвали так в честь деда по матери. Тот запретил им называть его Тенгелем, сказав, что с этим именем связано столько страданий. Силье была на все согласна, видя, что ее бедная дочь наконец-то решила свои проблемы, вопреки всему родив ребенка. Лив была теперь такой счастливой, такой спокойной и раскрепощенной. Силье часто вспоминала слова Ханны: все твои дети будут великой радостью для тебя. Лишь один из них принесет тебе скорбь.

Разве она уже не познала эту скорбь? Трагическое замужество Лив и все, что за ним последовало. Но когда она говорила об этом Тенгелю, он отворачивался, не желая отвечать. Ведь Лив была теперь счастлива. Возможно, он считал, что ее несчастье было слишком кратким, чтобы принимать его во внимание.

Но Силье твердо решила разделаться с прошлым: никакое зло больше не должно тревожить их!

Клаус быстро выздоровел благодаря чудодейственным рукам Тенгеля и теперь с радостью работал в Гростенсхольме. Он не обмолвился ни словом о своей великой потере. Для него не существовало никого в мире, кроме Суль, и он часто смотрел на дорогу, не едет ли она.

Лив была по-настоящему счастлива. Даг с самого начала обещал ей, что никогда не будет попрекать ее за то, что у нее что-то не получается в домашних делах. Но у него не было повода критиковать ее: лучшей хозяйки, чем Лив, и быть не могло. Даг понял, что Берениусом управляли чрезмерные амбиции, желание быть выше всех остальных, поэтому он и подавлял других, какими бы хорошими эти люди не были.

В один из зимних вечеров, когда за окном завывал ветер, а Тенгель и Силье сидели и грелись возле печки, в дверь постучали. Они вопросительно посмотрели друг на друга: кто бы это мог быть в такое позднее время, в эту январскую вьюгу? Тенгель встал и открыл.

На пороге стояла женщина, закутанную в плащ с капюшоном и шаль.

— Суль! — воскликнул Тенгель. — Входи, дорогое дитя!

Изможденная и опустившаяся, она вернулась под родительский кров.

Внимание Суль привлек мозаичный витраж, подаренный Силье художником Бенедиктом, а также портреты всех четырех детей, написанные Силье: она вспомнила, какой неусидчивой моделью была сама и как сурово ее отчитывала Силье. Портреты в самом деле получились хорошими.

— Нам страшно не хватало тебя, дочка, — полусмеясь, полуплача, произнесла Силье. — На этот раз ты одна? Никакой Меты или бедного Клауса в хвосте?

— Нет, я пришла не одна, — устало произнесла Суль. — Со мной человек. Могу я…

— Да, да, веди сюда всю процессию! — улыбнулся Тенгель. — Никто не должен оставаться за порогом в такую ночь!

Суль вышла и вернулась с маленьким свертком, который смущенно показала им.

— Это Суннива, — судорожно улыбаясь, произнесла она. — Ей можно войти?

Силье показалось, что она проваливается сквозь пол.

— Твой ребенок?

— Да, она не дала себя убить, отец. Я испробовала все имевшиеся у меня травы, но она хотела жить.

Силье с трудом глотнула слюну.

— Добро пожаловать и ей, — дрогнувшим голосом проговорила она. — Это наш второй внук.