Map бросил на Ировара разъяренный ненавидящий взгляд.
— Я ей не нянька!
Даниэль приблизился к нему.
— Ты хочешь отомстить Тангилю или нет? — спросил он с угрозой в голосе.
— Не хочу!
Страх за Ширу дал им мужество заговорить с Маром, и Даниэль уже не взвешивал свои слова:
— Он дал тебе счастливую жизнь, правда? Помнишь, как было, когда ты был ребенком? Могу представить, как ты слонялся в одиночестве, потому что другие дети не хотели играть с тобой. А разве старухи не плевали тебе вслед? А разве не гнали тебя отовсюду? Да, конечно, такое обращение ожесточило тебя, но неужели ты хочешь подобной же участи и для других детей, которые могут появиться в Таран-гае? Неужели ты хочешь видеть, как они, обиженные и печальные, сидят в сторонке и наблюдают, как играют другие дети? Шира — единственный человек на земле, который может освободить твой и мой род от проклятия, отнявшего жизнь у стольких хороших женщин и превратившего их детей в дьяволов в человеческом обличье. Все в твоих руках, ты можешь ей помешать, опусти факел, и ты сможешь помочь бессмертному Тангилю в его разрушительной работе и дальше. Ну, что ты выбираешь?
Даниэль почувствовал, что голова у него закружилась. Он едва выносил убийственный взгляд Мара и его угрожающее шипение. Сармик, не говоря ни слова, смотрел на них, а Вассар даже рот открыл от удивления. Никто еще не осмеливался возражать Мару подобным образом. Ировар боялся вздохнуть. Если Даниэль раздразнил Мара, то у Ширы больше не осталось никакого спасения.
— Факел! — простонал Ировар. — Факел… Он умирает!
— Шира, — прошептал Вассар. Парень разрыдался.
Сармик закрыл лицо руками.
Медленно, с глубоким презрением, Map поднял вверх факел.
Шира очнулась на болотистой земле. Ветки отпустили ее, в лесу было тихо. Она приподнялась, опершись на локоть, и с ужасом увидела, что мягкий мох окрасился ее кровью. Она всхлипнула от страха. Шира осторожно села и принялась рвать на куски свою сорочку. Но ее пугало то, что окружало ее, она встала на ноги и, продолжая рвать ткань, заковыляла по направлению к слабому бледному пламени факела.
Она всхлипывала и сопела, вне себя от одиночества и страха. Рана сильно кровоточила. С отчаянием, граничащим с ужасом, она видела, как кровавое пятно расползается. Слезы слепили ее, она плакала громко, не сдерживаясь. Она не знала, что ее спасло, но стремилась к свету факела, как к своему единственному утешению и надежде.
Проход оказался слишком тесным, она не могла перевязать рану, находясь в нем. Ей надо было либо остаться, либо идти несмотря ни на что. Вспоминая старую пословицу: «Знаешь, что имеешь, но не знаешь, что получишь», она решила остаться.
В лесу было совершенно тихо. Бормотание голосов стихло, с деревьев больше не капало. Зал выполнил свою задачу.
Перевязать саму себя — не самое простое дело, но Шире удалось соорудить что-то вроде повязки из тех лоскутов ткани, которые у нее были — полосок короткой сорочки. Потом она вытерла слезы, глубоко и решительно вздохнула и поползла по проходу.
Когда раздался звук гонга, находящиеся во внешней пещере вытерли пот со лба. Даниэль пробормотал: «Спасибо, Map», и получил вместо ответа разъяренное проклятие.
Шира пыталась понять, в чем состоит ее новое задание. Вокруг было довольно темно, но в сумерках виднелись тени. Она определила, что там было озеро, которое уходило далеко в темноту, краев его видно не было. Вода в нем была мутной, темно-пурпурного, почти черного цвета.
— Ну-ну, уж плавать-то я умею, — вздохнула Шира.
Она была очень подавлена теперь, настолько измотанная, что мало на что могла реагировать. Хотя она и знала, что безразличие притупляет способность концентрироваться, сил собраться у нее уже не было.
— Шира из Нора! — крикнул голос.
— Да, я слушаю, — устало пробормотала она.
— Ты стоишь сейчас перед озером ненависти. Здесь ты встретишься со своими собственными отрицательными чувствами, такими как ненависть, отвращение, неприязнь, различные виды антипатии.
— Ух, — сказала Шира довольно неуважительно. — Это уже было на мосту зла. Начинаете повторяться?
— Нет, — отвечал голос терпеливо. — Злоба, подлость, гнев, нетерпимость и жажда мести — объективные чувства, они не возникают просто так. Антипатии — такие, как ненависть или неприязнь, — фундаментальные чувства, ты не властна над ними, они появляются сами по себе.
— И за это я должна быть наказана? — заметила она безрадостно.
Читать дальше