Маргит Сандему - Смертный грех

На свадьбе было столько родственников! От такого изобилия просто глаза разбегались.

Но юный, разрумянившийся, вспотевший жених Бранд всем понравился.

Матильда представляла собой новый тип среди далеких от предрассудков Людей Льда. Она была здоровой и полной — по той и другой причине одновременно — как и подобало быть хорошей крестьянской жене. И воспитана она была по-крестьянски. В качестве приданого она принесла восемь полотенец, восемь скатертей, шесть покрывал и так далее и тому подобное — и все это вышитое своими руками. Все было сделано очень аккуратно. Так что она очень подходила Бранду, который был немного неряшлив.

Как раз это и вызвало со стороны Сесилии не совсем приятную реплику в адрес жениха — в тот самый момент, когда все сидели тихо, так что ее слова долго потом висели в воздухе:

— …ясно, что ты задним умом крепок!

Но вообще-то свадьба была прекрасной, с множеством дорогих подарков и множеством пьяных, валявшихся утром в сточных канавах. Беднягу Йеснера обнаружили в широкой супружеской постели Никласа Никлассона, где ему пришлось поистине воскреснуть, когда благочестивая супружеская пара вознамерилась отдохнуть после изнурительного дня. Что он делал там, так и не выяснилось, он был слишком пьян, чтобы отвечать за свои поступки.

На следующий день, когда гости еще спали, Александр и Сесилия отправились погулять. Они не спеша бродили по полям, радуясь друг другу. В толпе знакомых и незнакомых людей они еще больше сблизились.

В этот прекрасный весенний день воздух был теплым, а в молодой траве виднелись крохотные белые цветы, названия которых никто не знает.

Кто-то шел за ними по пятам мелкими, неуклюжими шагами от самого Гростенсхольма. Обернувшись, они приветливо улыбнулись, словно забыв, что хотели побыть одни.

— Я думала, что ты спишь, Колгрим, — сказала Сесилия.

Он протиснулся между ними, и они взяли его за руки.

Лицо шестилетнего мальчика было необычайно красивым. Особенно поразительными были его янтарного цвета глаза. И если бы не эти плечи, никто бы не узнал, что он был одним из замечательнейших творений Людей Льда. Точно такие плечи были когда-то у Тенгеля: широкие, заостряющиеся на плечах, как на статуэтках китайских мандаринов. Эти плечи отняли жизнь у первой невестки Сесилии, Суннивы, и она знала, что сама рискует разделить ее судьбу, если когда-нибудь соберется родить ребенка.

Думать об этом было весьма неприятно.

Они шли по Липовой аллее. Александр болтал с Колгримом, и они были удивлены его явным равнодушием к отцу, Таральду. Ирью он просто-напросто терпел, зато много говорил о младшем брате Маттиасе. Сесилии показалось, что он просто пытается закинуть удочку, узнать все, что касается его ангелоподобного брата.

Сесилия была единственной в семье, кто понимал Колгрима, и она весьма сомневалась в его доброжелательности.

«Если у меня будут дети, — подумала она, — я их даже близко не подпущу к их замечательному двоюродному братцу». Ведь к ее детям Колгрим мог питать особую неприязнь, поскольку он обожал Сесилию и не желал ни с кем делить ее благосклонность.

Он ничего не имел против родителей отца — Дага и Лив. «Уже это хорошо», — подумала Сесилия, любившая своих родителей.

Она не думала также, что Колгрим представляет опасность для будущего ребенка Бранда и Матильды. Но для Маттиаса…

«Господи, сделай так, чтобы между братьями не было раздоров», — подумала она и невольно сжала руку мальчика с такой силой, что тот с удивлением уставился на нее.

Они подошли к липам.

— Да, от заколдованных Тенгелем лип осталось только три дерева, — сказала она. — Деревья матери, отца и Аре.

— Чье это дерево? — спросил Александр, услышав ее слова.

— Я не знаю, где чье дерево, но это три самых старых дерева, самых высоких.

— Мне кажется, одна из лип выглядит неважно, — тревожно произнесла Сесилия. — Смотри, сколько сломанных веток, коры, побегов валяется на земле…

— Возможно, это белки, — сказал Александр, чтобы успокоить ее.

— Ты думаешь? Хотя, возможно…

Но она знала, что не осмелится выяснить, кому принадлежит это дерево.

Они поднялись в усадьбу.

— Вот старый дом, где жили Тенгель и Силье, — сказала она. — Теперь здесь живет Тарье. Зайдем?

— Твоя семья долго жила здесь? — спросил Александр.

— Собственно говоря, нет. Я родилась в Гростенсхольме, но я думаю, что они поселились здесь в тот год, когда родился дядя Аре. Это было в 1586 году. Моя мать родилась не здесь.