Маргит Сандему - Страх

Со временем ему удалось убедить самого себя в том, что Бог непосредственно общается с ним. И Судный день постепенно стал для Прунка реальностью, это было результатом его постоянного самовнушения. Но… сам он не должен был предстать перед судом Господа. Поскольку Судного дня не происходило, он утверждал, что это он своими молитвами убедил Господа в том, что нужно спасти все человечество. Он всегда оставлял себе возможность отступления. Успокоив бдительность своих прихожан, он собирался присвоить себе их добро — без которого им было гораздо лучше — и исчезнуть.

Может быть, ему прихватить с собой кого-нибудь из прихожан? Да, красивую и пухленькую молодую Бьёрг! Пастор Прунк питал отвращение к врачам. Члены его секты должны были обращаться лично к нему в случае недомогания. Он гордился своей способностью излечивать больных. Идти к земному доктору означало просто измену Божьему избраннику. Вера означала все, лекарства — ничего!

В действительности же целительные способности Прунка были весьма сомнительными. Вряд ли можно было назвать исцелением случай с глухим, поверившим в экстазе, что к нему вернулся слух. Вернувшись домой, он снова перестал слышать.

Среди прихожан распространялись несколько нервозные слухи о том, что пастор накладывает руку на вполне определенные места тела своих пациенток… И так далее. Но эти маленькие чудеса создавали вокруг пастора ауру мистики и чуда.

Основным правилом вхождения в секту было требование никогда не обращаться к врачу. Не позволялось также делать прививки, считавшиеся меткой дьявола. И только единицы смели преступать эти запреты. Некоторые даже расковыривали оставшиеся от прививки оспины, считая это результатом недомыслия своих родителей. Камма, например, не была сама вакцинирована, и понятия не имела о том, делали ли в свое время прививку Винни. Поэтому она уверяла пастора Прунка в том, что, конечно же, девушка никогда не подвергалась такой скандальной процедуре, как прививка!

Настроение у Каммы было не из лучших. Ее одолевало беспокойство за Ханса-Магнуса, находящегося вдали, она беспрестанно думала об оставшемся в шифоньере завещании, о деньгах, лежащих в банке, и о доме, который теперь становился собственностью Винни… И у нее пропал интерес к доброму пастору. Ведь когда они были с ним наедине, он мог бы тайком приласкать ее, давая ей тем самым понять, что нуждается именно в ней, но он этого не сделал. Вместо этого он слишком много говорил о Винни, в чем не было никакого смысла… Как все было непросто!

Пастор Прунк начал чувствовать себя зажатым в угол. Одно дело, когда обрабатываешь одиноких женщин поодиночке, соблазняя их громкими фразами. И совсем другое, — когда все они перед тобой. Он не подумал заранее об этой вынужденно интимной обстановке. Все глаза были устремлены теперь на него!

Впрочем, речь шла всего о нескольких днях. Он с облегчением думал о том, что находится теперь вне поля досягаемости своих незадачливых кредиторов. Когда придет Судный день, ему уже никто не будет страшен. По пути в убежище он наткнулся на маленькую женщину, которая схватила его за локоть. Прунк с трудом поборол в себе желание высвободиться.

— Мы с Йоханом перевели все наши средства на счет Храма, — доверительно сообщила она. Счет Храма был счетом пастора Прунка.

— Превосходно, превосходно, — слащаво произнес он. — Вы получите за это звезду на небесах, фру Страндберг. Но что сказал на это Йохан? Ведь он не является членом нашего маленького прихода.

— Он ничего не знает об этом. Да ведь и знать ему скоро об этом не придется, не так ли?

«Кровожадные женщины», — подумал Прунк, но тут же заговорщически улыбнулся ей, высвободился из ее цепких рук и, бросив на нее многообещающий взгляд, пошел дальше. Это становилось просто невыносимым! Он стал подумывать о том, не приударить ли ему за Винни, чтобы облегчить себе путь к ее деньгам. Собственно говоря, он начал приударять за ней с тех пор, как узнал, что деньги переходят теперь от Каммы к Винни, но, возможно, ему следовало решительнее взяться за дело? Нет, тетка не спускала с нее глаз. Неужели эта старая карга не понимает, что ему нет до нее дела? Нет, она этого не понимала!

Во взгляде Каммы появилась какая-то безнадежность, и однажды она даже туманно намекнула ему кое на что, погладив его по ляжке! Что она вбила себе в голову? Здесь он командует парадом, и даже если он однажды погладил ее тощую грудь — совершенно случайно и без всякой задней мысли — то это вовсе не значит, что она может позволять себе вольности! Ведь денег-то у нее больше нет! Вот уж мне эти бабы!