Маргит Сандему: Странствие во тьме

— Возвращаемся, — сказал один из молодых ученых.

— Еще несколько метров, — стал умолять третий.

— Я не пойду, — заявил проводник. — Можете продолжать без меня.

Какое-то мгновение они совещались. Самый младший сделал вперед несколько шагов, освещая путь перед собой.

Все повернулись к нему.

В свете фонаря они увидели шахту, отрывшуюся прямо перед его ногами. Крутой спуск и полная темнота внизу.

Зловоние поднималось оттуда. Позднее, уже выйдя из пещеры на свежий воздух, они могли поклясться, что видели, как из подземелья поднимались похожие на пыль пары.

Больше они туда не ходили. Да и другие тоже. Потому что проводник загородил проход в том месте, где они начали спускаться на веревке. «Исследовано. Опасно для жизни. Не представляет ценности», — написал он на специальной дощечке и установил ее перед проходом.

Поразительно, что никто из них не испытывал желания рассказать другим о том, что они пережили там внизу.

Дело в том, что они не успели сделать этого. Первого из них настигла ужасная болезнь с гнойными опухолями и общим разрушением лимфатических желез. Через короткий промежуток времени он скончался. У второго появились головокружения, и не удержавшись во время одного странствования по пещерам, он упал вниз и разбился насмерть. Третий так отравил легкие зловонием, которое называл болотным газом, что они отказались работать. То же самое случилось и с проводником.

Свидетелей снова не оказалось.

Новый век принес с собой огромные перемены во всех областях жизни. В большинстве своем в лучшую сторону, но исчезло и много прекрасного. В стихотворении Вернера фон Хейденстама «Швеция» говорится: «Бубенчики звенят теперь лишь там, где войско освещается пожарами»…

Ах! Много времени кануло в лету с тех пор, когда колокольчики заливались звоном в лесах и горах Швеции! Все прошло так быстро, перемены пришли столь внезапно, что людям, особенно пожилым, стало трудно уследить за ними.

Во всех областях культурной жизни многое изменилось внезапно, словно взрывом.

В музыке все ранее привычное было поставлено с ног на голову. В обиход вошли такие слова, как политональный элемент, хроматический ряд и атональный экспрессионизм.

В 1910 году пришел Арнольд Шенберг со своими «Тремя пьесами для фортепиано, опус 11» и положил ими начало революции в музыке. В 1913 году Игорь Стравинский устроил скандал премьерой «Весенней жертвы» в Париже. Неэстетичные, варварские звуки и дифференцированная ритмика возмутили празднично одетых слушателей, многие уходили, не дождавшись конца исполнения.

Но новая музыка пришла и осталась. По следам первопроходцев пошли другие, — и великие композиторы, и убогие подражатели.

Дико стали экспериментировать с различными типами тональностей, двенадцатизвуковым рядом и скользящими, мистическими тонами.

Для рода Людей Льда это было катастрофой.

Но они об этом не знали: музыкой интересовались мало и редко посещали концерты. Все эти ужасные события остались неведомы им.

Так было и с юным сумасбродом Ветле до одного ночного к нему визита.

Но до ночи, когда это произошло, случилось многое.

Там, где великая река Испании впадает в море, тысячелетиями создавалась огромная дельта — болотистая местность, столь бесконечная, что птица, поднявшись в небо на одном краю ее, не увидела бы другого.

На этом болотистом участке кое-где вздымаются ввысь вершины холмов. Высокие, крупные, — покрытые травой или абсолютно голые, — скалы.

На одной из таких вершин на небольшом вымирающем лесном участке был расположен замок. Участок был столь заболоченным, что на нем имелись только маленькие островки прочного грунта, окруженные илом да тиной. Сейчас лес исчез совсем, замок превратился в руины, а болото осушили, прорыв в нем канавы. Но в 1914 году все это еще сохранялось.

Замок носил черты того времени, когда Испания была под властью мавров. Сейчас наружные стены были разрушены, но слуги, как и раньше, усердно заботились о своем эксцентричном господине — владельце замка и его семье.

От замка до Севильи было не очень далеко и его владелец, большой любитель музыки и сам весьма музыкальный человек, часто бывал в концертных залах города.

Он играл на флейте и сам сочинял музыку. Не следовало бы этому неумному человеку делать это. Но он чрезвычайно интересовался новыми сочетаниями и мог часами экспериментировать на флейте, используя скользящий музыкальный ряд, марал огромное количество нотной бумаги, никогда ничего не выбрасывая. Ибо все, что он писал, естественно, было исключительно ценным! Иногда у него что-то получалось, но в большинстве своем все его сочинения представляли собой сущую чепуху, у которой не было ни стиля, ни ценности.