Маргит Сандему - Тайна

Госпожа Воген могла через открытую дверь в свою комнату видеть, как спит София Магдалена.

В доме царила идиллия — всем было просто замечательно.

Но постепенно идиллия стала рушиться.

Все началось с тоненьких, слабых протестов малышки, переросших в порядочный крик. Одна из дам пошла успокоить девочку, которая обычно в такое время не плакала. Они перенесли колыбель к столу и устроили крошке такую качку, от которой и опытному моряку было бы не по себе.

Но это подействовало. Девочка замолкла, и они вновь смогли продолжить беседу — на этот раз на фоне приглушенного поскрипывания колыбели.

Вскоре обнаружилось, что Карин была теперь отнюдь не так весела. Всхлипывая, она молча вытирала слезы. На ее худом лице выделялись покрасневшие нос и глаза.

Элизабет вежливо поинтересовалась, что произошло.

Она попыталась улыбнуться.

— Ах, я такая глупышка, — пропищала она. — Я так счастлива, так счастлива.

У нее безудержно покатились слезы.

— От радости тоже плачут, — успокаивал ее доктор Хансен.

— Да, но… я не из-за этого. Ужасно то, что я ничегошеньки не понимаю. Что стало с моей жизнью? Что я с ней сделала? Я была молода и красива, а посмотрите, что теперь! Что это за старая ведьма, которую я вижу в зеркале?

Со всех сторон энергично запротестовали. Ее уверили в том, что никакая она не ведьма, а прелестная, милая дама.

Элизабет, которая временами была способна сказать что-то по-настоящему умное, объяснила:

— Многие, очень многие рассуждают точно так же, как ты, Карин. «Что стало с моей жизнью? Что я с ней сделал?» Единственное, ради чего они жили и что имели возможность создать, это достойную жизнь. Ты совсем ни в чем не виновата. Ты была очень серьезно больна, ведь ты сейчас об этом знаешь, не так ли? Будь благодарна судьбе за то, что ты поправляешься!

Вемунд вздрогнул. То, что Карин пошла на поправку, вызывало у него неприкрытый страх.

— Но я так состарилась, — пожаловалась Карин.

Вемунд собрался и попытался помочь.

— Сорок пять лет. У тебя еще полжизни. Вместе с Софией Магдаленой.

— И с нами, — добавила Элизабет. — Мы хотим всегда быть твоими друзьями и быть с тобой, когда мы тебе понадобимся.

Остальные кивнули головой. Даже госпожа Окерстрем, которая всегда относилась к Карин с подозрением, была решительна в этом вопросе.

— Но мне так страшно!

Доктор Хансен взял ее тоненькую руку в свою надежную и теплую руку врача.

— Вы так добры! Так добры, — всхлипнула она. — Но я чувствую себя столь беспомощно, столь… одиноко! Это, разумеется, глупо с моей стороны, но это так.

— На это ничего не скажешь, — заметила Элизабет. — Сколько бы у тебя ни было друзей, от внутреннего одиночества никуда не деться. Но мне сдается, что мы можем примерно представить себе, каково жить, не имея под ногами почвы.

— Да, именно так, — сказала Карин, вытирая нос платком, таким же тонким, как и она сама. — Именно так я себя чувствую! И еще мне надо что-то или кого-то вспомнить, а я этого не хочу.

— Тебе следует думать только о Софии Магдалене, — сказал Вемунд. — И о нас. О своей новой жизни. Твою старую жизнь мы вымели прочь.

Карин осторожно и неуверенно посмотрела на них. Казалось, Элизабет не очень понравилось это сравнение. Мусор обычно рано или поздно обнаруживается.

Госпожа Воген вдруг вскрикнула.

— Кто-то стоит у окна!

Мужчины — и Элизабет, которая не научилась быть слабой, беззащитной женщиной, — подскочили.

Они думали, что гардины задернуты плотно, но на самом деле между ними была щель. Госпожа Воген плотно задернула гардины, женщины взяли колыбель и поднялись на второй этаж.

Трое других уже были на заднем дворе усадьбы.

Там было темно, как в погребе. Они услышали, что кто-то пробирался сквозь чащу. Вемунд рванулся туда раньше других. Казалось, ему вот-вот удастся настичь беглеца, у которого была приличное преимущество.

Тьма, однако, была на стороне любителя подсматривать в чужие окна. Внезапно все стихло.

Вернулся Вемунд.

— Он либо укрывается здесь за изгородью, либо затаился, прижавшись к земле. Я ничего не могу поделать в такой кромешной темноте.

— Тогда я пойду и успокою дам, — предложил доктор Хансен.

— Хорошо! Элизабет, посмотри, что я нашел на ветке. Это похоже на кусок материи. Я заберу его в дом. А тебе нельзя здесь оставаться одной — это опасно! Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, понимаешь!

— Да, — сухо ответила она. — Ты хочешь передать меня своему братишке в целости и сохранности.