Маргит Сандему - Ущелье дьявола

Ему было совершенно ясно, что девушка ничего не знает о том, что замышляет ее отец. Она была столь же наивно-чистосердечной, как и раньше, рассказывала, что мечтает увидеть мир, о своих трудностях с родителями, желавшими видеть в ней еще более усердную дочь. Но она больше не говорила о том, что их жизнь заставляет ее мучиться. Арв смотрел на ее сильные маленькие руки, огрубевшие от тяжелой работы, на ее плечи, ставшие мускулистыми от ношения тяжестей; возможно, спина у нее уже была искривлена, он этого не знал. Но ему казалось возмутительным то, что такая молоденькая девушка вынуждена вести повседневную борьбу с тупыми и ограниченными людьми, совершенно не понимающими ее. Он пытался выяснить, часто ли отец бьет ее, но она только отворачивалась и принималась говорить о другом. Арв видел, что в глазах ее блестели слезы, а в голосе слышал дрожь.

Он был возмущен. Он часто просыпался по ночам, думая о том, что девушка достойна лучшего существования. В том, что она работала в своем хозяйстве, не было ничего плохого, это ей могло пойти только на пользу. Но в Гунилле было заложено и еще многое другое: достоинство, сила характера, не раскрывшиеся еще способности, интеллигентность.

И при всем при этом ее били! За то, чего она никогда не делала, но что, возможно, будет когда-нибудь делать!

Он не мог видеть ее страдающей.

Арв был человеком мирным, его не тянуло вмешиваться в семейную жизнь других.

Но разве мог он молча наблюдать все это?

Нет, не мог.

Вскоре он снова встретил Карла Кнапахульта, это было на исходе осени 1793 года.

Вдоволь наговорившись о ломящихся от зерна закромах, Арв осторожно спросил:

— Ну, как, нашел ты мужа для Гуниллы?

— Нет, — прикидываясь более глупым, чем он был на самом деле, ответил он. Но в этом не было необходимости. — Нет, не нашел.

— Ты не пытался как-то иначе устроить ее судьбу?

— Нет, а что?

— Я поговорю с девушкой, — коротко произнес Арв, заметив при этом сальную улыбку на лице крестьянина.

Это заставило его выйти за рамки своей обычной терпимости.

— Послушай, Карл! В округе поговаривают, что ты бьешь не только своего единственного ребенка, но еще и свою жену!

— Что? Она жаловалась тебе? — злобно спросил фермер.

— Разумеется, нет! И в этом нет необходимости, поскольку я сам видел синяки у нее на лице. Не говоря уже о маленькой Гунилле! Почему ты так себя ведешь со своими женщинами, Карл?

Кнапахульт молчал, не зная, что сказать.

— Меня возмущает вне всякой меры то, что ты «выбиваешь грехи» из своей дочери. Но что касается твоей жены, какой предлог ты здесь находишь?

— Она паскудная шлюха, — пробормотал он и сплюнул.

— За эти синяки ты ответишь перед Господом, Карл!

— О, Эбба никогда не попадет на небо. И девчонка тоже.

— Зачем же ты тогда выбиваешь из обеих грехи? — Арв был так возмущен, что с трудом мог говорить.

Расправив плечи, Карл произнес:

— Это право справедливого наказывать ослушников.

— А как быть с их собственными правами?

— Пусть проваливают к черту!

— Вот то-то и оно! Теперь я тебя раскусил, Карл Кнапахульт! — сказал Арв и повернулся к нему спиной.

Карл так и остался стоять, ничего не ответив на это.

Из дома плавной походкой вышла Эбба, глядя на стройную, удаляющуюся фигуру Арва.

— О чем ты разговаривал с писарем? Карл, сердясь на самого себя за неосторожную реплику, с ненавистью посмотрел на нее.

— Заткнись, дьявольская коряга! — прошипел он и отошел в сторону. Эббу это разозлило.

— Я задала тебе простой вопрос. Но, раз ты не хочешь мне отвечать, придется мне самой сходить к писарю. Он-то, по крайней мере, ведет себя как мужчина. Чего тебе уже не дано!

Она затронула его больное место.

— Ха! Можно подумать, что кто-то хочет тебя, старую изношенную клячу!

— Представь себе… — с кривой усмешкой ответила Эбба.

Карл надеялся на то, что Арв Грип из рода Людей Льда выразил желание поговорить с его дочерью.

Когда через день Гунилла пришла в Бергквару — и это вряд ли была случайность, — Арв сказал:

— Мне нужно кое о чем поговорить с тобой, Гунилла. Пойдем в мою комнату, что находится за конторой, и выпьем по чашечке кофе.

— Кофе? — растерянно произнесла Гунилла. — Я никогда его не пробовала.

— Неужели? Тогда самое время попробовать. Ее удивила его внешность. Его взгляд, усталое лицо, нервозность свидетельствовали о том, что он плохо спал эту ночь.

Он попросил одну из дворовых девушек приготовить пару чашек этого мистически черного напитка, о котором Гунилла столько слышала, но сама его никогда не видела. И когда чашки уже стояли на отполированном до блеска столе в его кабинете, он сказал: