Маргит Сандему - Весеннее жертвоприношение

— Она живет одна? — Спросил Нильс.

— Да. Но ее окружают верные слуги. Они вернулись в Элистранд — почти все, кто служил еще при ее родителях. Они относятся к ней, как к маленькой богине. Но все же она одинока!

— Ты говоришь, она под твоей опекой?

— Да.

Нильс задумался. Затем произнес:

— Полагаю это старая богатая тетя или что-нибудь в этом роде.

— Нет, вовсе нет. Я попросил тебя поехать со мной, надеясь, что ты скрасишь ее одиночество. Она несколько необычна. Не думает ни об увеселениях, ни о выходах в общество. К раздражению многих, идет по жизни своим путем.

— В твоем голосе я слышу гордость за нее?

— Да. Она особенный человек.

«Моя Винга, — думал он. — Другой такой нет на свете».

— Она довольно откровенна, — предупредил он. — И не расчетлива. Иногда она может поступать весьма шокирующим образом.

— Это звучит обнадеживающе, — с улыбкой произнес Нильс голосом, в котором чувствовалось нетерпение.

Да, они похожи, Винга и он. Одного поля ягода.

Эта мысль угнетающее подействовала на Хейке.

Наступила последняя фаза зимы, мистическое время, когда что-то исчезает, что-то появляется. Период, когда в земле начинают действовать вулканические силы жизни, пока еще подавленные и связанные, ибо верхний слой еще скован холодом. Время, когда воздух вибрирует от ожидания, как будто должен последовать сигнал, подобный звуку труб судного дня, когда все вокруг мерцает и трепещет словно перед огромным и неизбежным насилием. Откуда пришли эти мысли, Хейке и предположить не мог. Видимо его настроение окрасило воображение в такие тона. Снег еще лежал, но уже серел и таял. Из-под ног пробивались островки желто-коричневой земли, черные полоски пашен. Приближалось время весеннего равноденствия.

Элистранд Хейке увидел еще издалека, когда они выехали на равнину Гростенсхольмского уезда. Сердце его словно рвалось к поместью Винги.

Оставалось только надеяться, что она дома. Но она редко куда-нибудь уходила.

«Одиночество… Почему я чувствую его пульс?» — думал он. В этом они с Вингой были похожи. Оба чувствовали себя безгранично одинокими.

Но вот они и приехали.

Винга встретила их в дверях дома, и Хейке показалось, что тело его закричало от мук, когда он снова увидел ее. Да, чувство счастья, которое пронзило все его существо, было мучительным?

На ней было рабочее платье. Она с удовольствием работала на скотном дворе и в конюшне, трудилась там, где считала для себя полезным. Была проворна и не путалась под ногами у работников поместья. Но почему левая рука у нее перевязана?

— Хейке, — восторженно воскликнула она. — Это ты! Я увидела экипаж на дороге и начала было браниться, не хотелось встречаться с кредиторами. Ох, дорогой мой, как приятно! Я между каждым твоим приездом успеваю вообразить, что ты забыл меня. Входи, входи!

Она отступила внутрь, пропуская их в комнату.

— Ты привез с собой друга? — прощебетала она, когда ей был представлен Нильс. — Нет, только взгляните! Какой красивый юноша! В наше время таких редко встретишь. Добро пожаловать. Я на секунду оставлю вас. Пойду надену что-нибудь более соблазнительное.

— И вы подопечная Хейке? — воскликнул Нильс, не будучи в силах оторваться от ее руки. Он был настолько поражен, что даже стал заикаться, он, который всегда был довольно уверенным в себе молодым человеком. Но он быстро нашелся и заговорил в стиле Винги, глядя на нее:

— Хейке, будь я на твоем месте, я бы упрятал ее для себя.

— Именно так он и поступает, — легко парировала Винга. — Но иногда и навещает время от времени!

— Что у тебя с рукой? — спросил Хейке.

— Об этом мы можем поговорить позднее. Сейчас же я пойду распоряжусь, чтобы нам предложили что-нибудь хорошее. Праздничный обед! С вином!

У Хейке появилась ужаснувшая его мысль:

— Винга, ты много пьешь в своем одиночестве? Я имею в виду вино, пиво и другое.

— О, да, естественно, папочка! Водку во время завтрака, две бутылки вина за обедом и… Нет, ты прекрасно знаешь, что я не пью. Я не настолько глупа! Только неразумные люди губят свою жизнь вином.

— Нет, я подумал лишь о том, что у тебя нет тормозов. Все, чем ты занимаешься, ты делаешь, не соблюдая чувства меры!

— Хорошо, значит я умеренна без соблюдения чувства меры. Входите и садитесь. Я скоро приду, только наведу красоту.

Они уселись, как и в прошлый раз, у камина, но сейчас их было трое. Это была большая разница. Винга сейчас выглядела исключительно красивой. Молодые люди с трудом отводили от нее взгляды.