Маргит Сандему - Женщина с берега

Он стоял возле обшарпанных дверей, проводя указательным пальцем по царапинам на секретере, стоящем рядом. Царапины эти были сделаны детьми на протяжении многих лет — одинокими, лишенными родителей детьми, вынужденными подчиняться той жесткой дисциплине, которую так ценили взрослые.

И под суровым взглядом надзирательницы Андре сам почувствовал себя брошенным ребенком.

— Дочь Петры Ольсдаттер? Да, я знаю, о ком идет речь. Она была для меня опорой и утешением.

— Вы говорите, была? Девочка умерла? Надзирательница пристально посмотрела ему в глаза и сказала:

— Нет, не умерла! Она живет, чем Бог пошлет, несчастное создание.

Андре был просто шокирован ее словами.

— Но… она же совсем ребенок! Где она теперь?

— Мали вовсе не ребенок. Ей уже восемнадцать лет. Вы найдете ее на улице. Что же касается нас, то мы умываем руки, потому что мы сделали все, чтобы воспитать ее порядочной христианкой, но она не поддается никакому воспитанию.

На Андре свалилось слишком много новых сведений сразу.

— Подождите-ка, — сказал он. — Давайте разберем все по порядку. Вы сказали, что ей теперь восемнадцать лет? Но этого не может быть. Она…

— Петре Ольсдаттер было четырнадцать лет, когда она родила Мали.

Андре онемел. Четырнадцать лет? Бедная девочка!

И его наполнил, словно кипящая лава, гнев против отца первого ребенка Петры, Теодора Брандстедта, а также против Уле Кнудсена, выгнавшего из дома свою четырнадцатилетнюю дочь.

Но хуже всего было то, что теперь дочь Петры ожидала сходная судьба. На улице? Боже мой!

Но возраст ее был назван правильно. В самом деле, Мали должно было теперь быть восемнадцать лет.

Собравшись с мыслями, он сказал:

— Не могли бы вы рассказать мне все, что вы знаете о Мали? Больше всего меня интересует ее происхождение. Не осталось ли каких-то записей о ней?

Надзирательница принялась искать что-то в потемневшем от времени секретере.

— Сейчас я посмотрю в журнале…

Вскоре она нашла то, что было нужно. Там было написано совсем немного, и Андре прочитал:

«Мали, дочь Петры Ольсдаттер. Отец неизвестен. Родилась 1 февраля 1894 года. При поступлении ребенок имел на себе распашонку, рубашечку и пеленки. Девочка была завернута в шерстяное одеяло. Других вещей при ней не было. Ребенка насильно забрали у матери, жившей в дровяном сарае. Мали была здорова и не заражена никакими инфекциями».

Это все.

Не было указано даже ее фамилии…

Вздохнув, Андре поблагодарил надзирательницу. Он хотел расспросить ее о годах, проведенных Мали в приюте, о том, не происходило ли с ней чего-то особенного, не болела ли она, но тут кто-то позвал надзирательницу и у него пропала такая возможность.

На улице! Насильно отнята у матери. Бедная Петра!

Несмотря на то, что Мали мало чем могла быть ему полезна, ему захотелось увидеть ее и поговорить с ней. Если Петра была из рода Людей Льда, то и Мали тоже была из этого рода! И в таком случае его долгом было помочь ей.

Но он вздрагивал при одной мысли об этом. Подумать только, иметь дело с такой отбившейся от рук девушкой!

Ладно, девушка подождет. Сначала ему нужно было пообедать, а потом прочитать историю, которая привлекла внимание Ваньи и Бенедикты.

Собственно говоря, ему следовало бы нанести визит Теодору Брандстедту, но он не решался на это.

В отеле его ждала записка, оставленная Неттой Микальсруд. Коротенькое сообщение: «Мать Петры звали Герд. С дружеским приветом Нетта Микальсруд».

«Спасибо, мой неутомимый помощник, — подумал он. — Так постепенно мы и разгадаем головоломку».

После обеда он направился в свою комнату. Сняв ботинки, удобно улегся на постель. Обложившись со всех сторон подушками, достал рукопись.

Рукопись состояла из нескольких листков, скрепленных голубой шелковой нитью. И сами листки, и эта нитка были на вид далеко не новыми.

Вместо заголовка стояло небольшое пояснение, написанное аккуратным, изысканным почерком:

«Записано Герд Свенсдаттер в году 1875 со слов ее матери, Петры Эриксдаттер».

Герд… Мать младшей Петры. Та, что, согласно молве, происходила из богатой и культурной семьи. Да, почерк явно свидетельствует об этом.

И еще Петра Эриксдаттер Нордладе. Бабушка. Та, которой принадлежал медальон.

Начинала просматриваться родственная линия. Но была ли это та самая линия? Вела ли эта линия к Кристеру Грипу?

Трудно определить.

Начав читать, Андре вскоре обнаружил, что писательница была высокообразованной, не лишенной поэтического дарования.