Маргит Сандему - Зубы дракона

— Я не хочу умирать, я не хочу умирать, не хочу, не хочу, — кричал он. В ответ слышались только презрительные окрики и насмешки.

Стараясь вырваться, он дрался как зверь, но несмотря на это, оказывался все выше и выше на лестнице, ведущей на эшафот. Как он ни дрался, все было напрасно. Перед его мысленным взором предстали родители, он просил у них помощи, потом вспомнились сестра Ингела и друг Юхан Габриэль Оксенштерн… Но со своими раскаяниями он запоздал на много, много лет…

Ульвхедин, Тенгель Добрый…

Он мысленно молил о помощи тех, кого все время презирал, тех, кто родился с проклятием, но сумел преодолеть его. Сёльве никогда не пытался переломить судьбу, он гордился тем, что стал проклятым. Сейчас ему потребовалась их помощь. А в следующий миг он даже обратился к Тенгелю Злому.

Все напрасно.

— Хейке, — закричал он. — Помоги же мне, черт подери! Ты можешь выручить меня, я ведь твой отец!

Нет ответа Сёльве…

Он задрал лицо вверх, к объятому грозой небу. Застонал от ужаса, ему казалось, что все теперь против него.

Затем он снова открыл глаза и опустил взгляд.

И тут он увидел то, что Хейке видел раньше этим днем.

Ужасный человек на холме оказался сейчас у него за спиной, он не хотел смотреть в его сторону. Вместо этого он развернулся к горам по другую сторону эшафота, к карстовым холмам посреди леса.

Первым и единственным из рода Людей Льда он увидел то место, которое служило пристанищем Тенгелю Злому.

Он захотел передать свое знание дальше, рассказать об этом кому-то…

— Хейке, .. — прошептал он.

Но мальчик был уже далеко, он не мог перенять это знание. Он не понял, что ему довелось увидеть. Это понял только Сёльве.

Хейке остановился и обернулся. Виселица уже скрылась из виду. Он услышал только сильный шум, как будто разом выдохнула та толпа людей.

Хейке не понял, что это значит, да оно и к лучшему.

Но он замер, почувствовав, как внутри нарастает горе. Инстинктивно он догадался, что никогда больше не увидит Сёльве.

Он успел забыть, с какой силой ненавидел своего мучителя. Единственное, что ему запомнилось, так это увлекательные рассказы о Людях Льда, участником которых становился он сам.

Он должен вернуться к истокам, говорил ему много раз Сёльве. Хейке тоже хотел этого. Но сейчас ему казалось, что перед ним бесконечный путь. Он вспомнил дорогу из Вены, продолжавшуюся год. А Север ведь даже дальше, чем Вена, говорил Сёльве.

Как он осилит этот путь? Без пищи, без всего?

Хейке потрогал мандрагору, висевшую поверх рубашки. С ней он чувствовал себя в безопасности. Но она не сможет донести его до Гростенсхольма, как назывался его замок.

А как он проберется мимо всех этих людей, которых он так боялся, ведь их так много на свете?

Они так плохо обошлись с Сёльве!

Хейке чувствовал себя усталым и бессильным. Он ничего не знал об окружавшем его мире, который пугал его до смерти.

Елена и Милан наблюдали за казнью с вершины холма посередине леса. Им было очень неприятно видеть то, что произошло. То, что должно было произойти.

Вдруг Милан сказал:

— Господи, а это еще что?

В их сторону двигалось что-то, что Милан принял сначала за животное. Он никак не мог понять, что это. Быть может, это злая душа повешенного, или?..

— Это тот мальчик, — прошептала Елена. — Благодарю тебя, дева Мария! Будь острожен, Милан, он не знает людей. А мы не знаем, что он может выкинуть.

Милан с изумлением смотрел на странное существо, приближавшееся к ним на четвереньках.

— Боже мой, — шептал он, — Боже, Боже мой!

Они замерли в неподвижности.

В этот момент и Хейке заметил их. Он резко остановился и, похоже, собрался уже пуститься в бегство, когда они заметили, как в его заплывших глазах мелькнул огонек узнавания. Он не мог отвести глаза от Елены.

Она осторожно опустилась на колени. Неуверенно, но ласково улыбнулась ему и осторожно протянула руку, показывая, что хочет только хорошего.

Милан стоял, не двигаясь. Он не был жестким человеком. Его глаза увлажнились при виде появившегося перед ними маленького тролля. Волосы, которые, казалось, одним черным клубком покрывали верхнюю часть тела, одежда, которая приняла на себя все тяготы путешествия Хейке вверх и вниз по холмам и ущельям и превратилась в грязное, оборванное тряпье…

И лицо, проступавшее сквозь клочья волос…

Он увидел лицо Сёльве. Оно было неприятным, но совершенно нормальным, если не считать дьявольских глаз. Это лицо было гротескным, как будто кто-то задумал сотворить карикатуру на человека. И все же лицо Сёльве показалось ему гораздо более страшным, должно быть — из-за нечеловеческой бесчувственности и дьявольского презрения ко всему окружающему.