Маргит Сандему - Зубы дракона

Потом они миновали друг друга.

Сразу после этого Сёльве почувствовал непреодолимое желание обернуться.

Почти автоматически он сделал это.

Кровь прилила к его лицу. Изгибы дороги не мешали ему видеть ее всю очень отчетливо.

На дороге никого не было.

Сёльве ускорил шаг, как будто его дернули за веревку, и почти побежал.

Все, что он мог сейчас вспомнить — Тенгель Злой был очень низкого роста. А этот был очень высоким.

Кто он?

В общем-то, это его не касалось, Сёльве был здесь чужим и не хотел знать местных преданий.

Мальчик сидел в ставшей ему совсем тесной клетке, как обычно, беззвучно. Но ведь он ничего и не видел. Сёльве всегда накрывал клетку, боясь неожиданных встреч с прохожими.

Хотя это был не просто прохожий…

Встреча потрясла его. Он никогда не встречал привидений, думал, что они существуют только в воспаленном сознании людей. Мандрагора, конечно, тоже была сверхъестественной, но Сёльве прекрасно понимал, что все ее действия — это иллюзия. Ему казалось, что она извивалась в его руке, быть может потому, что он неосознанно ждал этого. Удушающие захваты, все попытки помешать Сёльве навредить мальчику… Все это было плодом воображения Сёльве…

Или?..

Нет, он не хотел сейчас думать об этой противной мандрагоре, в тысячный раз проклиная себя за настойчивость, когда просил отца Даниэля отдать ее ему.

Но, несмотря на решимость не думать больше о мандрагоре, его мысли все равно тайком возвращались к ней. Он понимал, что даже если и имеет дело с собственным воображением, его фантазия слишком неприятна, слишком реальна!

Теперь его мысли начали бродить по замкнутому кругу, путаясь и повторяясь.

Он ускорил шаг по пути вниз, к деревне.

В конце концов он до нее добрался. Сёльве успокоился. Теперь он мог спрятать клетку в кустах, хищники сюда не доберутся. Затем он отправился дальше по единственной в этой деревне улице.

Дома уже были закрыты на ночь. И нигде он не видел ничего похожего на трактир. Черт побери, теперь у него проблемы!

Наконец он обнаружил нечто, с большой натяжкой именуемое придорожным кабаком. Как он и ожидал, в этих краях люди не пили пиво, потребляя вместо этого в огромных количествах вино. Поэтому мужчины собирались по вечерам, чтобы пропустить стаканчик — или, скорее, пять.

Он нерешительно подошел к окну и осторожно взглянул сквозь ставню. Разумеется, там сидели только мужчины, женщинам так поздно на людях появляться было не принято. Мужчины сидели за двумя-тремя столами в маленькой комнате, которая в свое время, по всей вероятности, была жилой, но теперь превратилась в забегаловку.

Снаружи все было тихо. Высоко в горах выл какой-то зверь, но так далеко, что Сёльве не мог определить, то ли это деревенская собака, то ли лиса, то ли волк, вышедший на охоту.

Он снова почувствовал странное колебание воздуха. Как отголосок давно прошедших дней, вздох печали или беспокойства. Сёльве был достаточно взволнован, чтобы понять, что это касается его самым непосредственным образом.

Ночной ветер с Адриатики слабо шуршал и завывал.

Сёльве почувствовал в себе необычную уверенность: он достиг цели своего тяжелого путешествия.

Затем он распахнул дверь и вошел внутрь.

Все мужчины в комнате разом обернулись в его сторону, явно не ожидавшие увидеть незнакомца в такое позднее время. Их отличали грубые черты лица, прямые носы и глубоко запавшие глаза. Все они были похожи друг на друга, как это часто бывает в маленьких, изолированных деревнях.

— Храни вас Бог, — сказал Сёльве.

Люди в комнате закивали в ответ не то чтобы недружелюбно, но немного скованно. К тому же они все уже успели изрядно выпить.

Ему тоже не повредил бы стаканчик вина. И немного еды к нему.

Парню придется подождать до следующего утра, он к такому уже привык. Ничего с ним не случится.

Сёльве не догадывался, какую тоску и одиночество ощущал в пустынном ночном лесу мальчик, не понимающий большинства звуков, которые он слышал. Звери, подходившие к карете и обнюхивавшие ее. Лошадь Сёльве забирал, как правило, с собой и устраивал где-нибудь в стойле. Но Хейке оставался в лесу.

А этой ночью его не защищала даже карета. А из-за покрывала на клетке он ничего не мог видеть.

Только добрая и теплая мандрагора служила ему успокоением.

Когда жители деревни поняли, что Сёльве не говорит на их родном языке, вперед выступил коренастый мужичок и обратился к нему на ломаном немецком.

Сёльве стало легче, он осведомился, нельзя ли получить что-нибудь поесть и стаканчик вина, а потом устроиться здесь на ночлег.