Нил Гейман - М значит Магия

– Какие даты поставить? – спросил Бод.

– Вильгельм Завоеватель – 166. – Ее шепот стал похож на ветер, потревоживший куст боярышника. – Но, если можно, напиши большую букву Е. И большую Х.

– А чем ты занималась? – спросил Бод. – До того, как стала ведьмой.

– Я стирала белье, – проговорила мертвая девушка. Солнечный свет залил окрестности, и Бод остался в одиночестве.

Было девять часов утра. Все уже давно спали, но Бод решил, что не станет ложиться. У него было дело. Ему было всего восемь лет, но мир за пределами кладбища его не пугал.

Одежда. Ему нужна одежда. Его обычный костюм, сшитый из серых истлевших лоскутков, явно не подходил. Он был хорош для кладбища: такого же цвета как камни и тени.

В крипте под старой церковью валялась какая-то одежда, но Боду даже днем не хотелось спускаться туда. Бод подготовил оправдания для мистера и миссис Оуэнс, но ему совсем не хотелось объясняться с Сайласом. Мысль о том, какими сердитыми и ледяными станут глаза наставника, наполняла мальчика стыдом.

В дальнем конце кладбища стояла будка садовника, маленькое, покрашенное зеленой краской строение, пропахшее моторным маслом, в котором хранилась старая сломанная газонокосилка и набор старинных садовых инструментов. В будку никто не заходил с тех пор, как ушел на пенсию последний садовник – это было еще до рождения Бода. Обязанности по уходу за кладбищем разделили между городским советом, который раз в месяц посылал сюда человека, чтобы стричь траву с апреля по сентябрь, и местными волонтерами.

Содержимое будки хранилось под огромным навесным замком, но несколько лет назад Бод нашел в задней стене отошедшую доску. Иногда, когда ему хотелось побыть в одиночестве, он забирался в будку садовника, сидел и думал.

Сколько Бод себя помнил, в будке на двери всегда висела старая рабочая куртка, забытая кем-то много лет назад, и пара старых джинсов в зеленых пятнах. Джинсы ему были велики, но он несколько раз подвернул штанины, взял кусок бечевки и вместо пояса туго завязал ее на талии. В углу нашлись и ботинки. Бод попытался их надеть, но они оказались такими большими и тяжелыми из-за налипшей грязи и цемента, что он не смог оторвать их от пола. Бод набросил на себя куртку и решил, что, если завернуть рукава, она вполне сгодится. Мальчик засунул руки в большие карманы и почувствовал себя настоящим денди.

Бод направился к главным воротам кладбища и посмотрел сквозь решетку. По улице проезжал автобус, сновали машины. А за спиной простиралось тенистое от деревьев и плюща кладбище – дом Бода.

Эбенезер Болгер на своем веку видел множество странных типов. Если бы вы были владельцем подобной лавки, вы бы тоже встречались со многими. Магазинчик, который располагался на одной из извилистых улочек старого города, был одновременно и антикварной лавкой, и лавкой старьевщика, и ломбардом (даже сам Эбенезер Болгер не мог сказать, чем на самом деле был этот магазин). Он притягивал странных типов и иностранцев, некоторые приходили сюда, чтобы что-то купить, другие – чтобы продать. Эбенезер Болгер покупал и продавал, стоя за прилавком, но самые выгодные сделки совершал в кладовке, покупая и перепродавая предметы, приобретенные не слишком честным путем. Его бизнес напоминал айсберг. Пыльная, крохотная лавка стала лишь видимой его частью, а то, что было скрыто, приносило Эбенезеру Болгеру большую часть прибыли.

Эбенезер Болгер носил очки с толстыми линзами, выражение его лица было неизменно брезгливым, как будто молоко в его чае прокисло и он не может избавиться от горького привкуса во рту. Это очень помогало ему в общении с людьми, которые приходили что-то продать.

– Честно говоря, – говорил он им с кислым выражением лица, – это совсем ничего не стоит. Я дам вам, сколько могу, потому что вижу, вещь дорога вам как воспоминание.

Вам бы очень сильно повезло, если бы вы получили от Эбенезера Болгера столько, сколько хотите.

Бизнес Эбенезера Болгера притягивал в лавку странных людей, но мальчик, пришедший сегодня утром, был самым странным из тех, кому торговец за свою долгую жизнь помог избавиться от ценностей. Он выглядел не старше семи и был одет в одежду своего дедушки. От него несло хлевом. Босой, с длинными космами, очень серьезный. Он держал руки глубоко в карманах пыльной коричневой куртки, но, даже не видя их, Эбенезер Болгер понял, что мальчик изо всех сил сжимает что-то в правой руке.

– Простите, – проговорил мальчик.