Артем Лунин: Время жестоких чудес

Невредимая Кати отчаянно закричала.

Алек полоснул стрелка мечом за миг до того, как тот умер, и теперь все бестолково топтались вокруг Макса.

– Зови его, – говорила Юлия. – Не давай уйти совсем…

Грудная клетка Макса часто вздрагивала, и в такт дергалась рука, на пальцах которой застыл свинец. Он хрипел, силясь вздохнуть, и отпихивал целительницу.

– Подавился языком. – Она вставила ему между зубов нож, разжала челюсти, ловко орудуя пальцами во рту. – И нервная система…

Макс задергался, засипел, отбросив Юлию.

– …В шоке…

Пальцы руки, в которую Макс словил пулю, больше не дергались, и все увидели зловещие провалы в Живе. Макс вздохнул, царапнул грудь пальцами целой руки и обмяк. Сердце его перестало биться. Юлия беспомощно опустила руки.

– Все…

– Не-еет!!!

Кати оттолкнула Юлию, целительница упала бы, не подхвати ее Алек. Кати опустилась на колени, приникла к губам, вдувая в легкие воздух, и ее слезы остались на лице погибшего. Сложила руки замком, с неистовой силой налегая на его грудь, пыталась подтолкнуть молчащее сердце.

Ничего.

– Перестань, уже ничего… – кто-то попытался оторвать ее от тела.

Кати запрокинула голову к небу.

Небу было все равно.

Красивый нежно-зеленый сполох неторопливо плыл в теплых струях воздуха на высоте в три человеческих роста. Другой сполох, меняющий цвет от тускло-малинового до пронзительно-алого, летел быстрее и извивался, напоминая огненную медузу, вдруг прыгнул вперед и коснулся зеленого…

Негромкий хлопок, искры, запах грозы. Оба сполоха исчезли, словно и не было их.

Искры, треск…

Запах грозы…

Оба исчезли…

Какой-то скрытый смысл… воспоминание…

И вдруг горе, отчаяние и неистовая надежда сложили мысли и чувства четырех воедино. Алек, Влад и Джо, повинуясь мысли Кати, подняли тело и положили на бревна. Юлия ужаснулась.

– Нет, не все! Он еще не умер! Я попробую… – Кати дергала с руки серебряный браслет, замочек не выдержал, браслет упал в лужу крови. Девушка потерла ладони и вытянула руки над телом. – Отойдите, отойдите все!

Целительница тронула Узор, и между ладоней возник шарик энергии. Тело выгнулось дугой, когда младший брат молнии, созданный человеческой волей, стек с тонких пальцев и вонзился в голую грудь. Тело дернулось, выгнулось дугой и расслабилось.

Нужно сильнее…

И снова молния ударила в тело, изо рта выплеснулась кровь, Кати механическим движением вытерла лицо, продолжая что-то горячечно шептать, опять простерла руки. Тело подпрыгнуло и скатилось с бревен. Миг абсолютной тишины и

тук… тук… тук…

Кати вздохнула и без чувств опустилась рядом с возвращенным к жизни юношей. Она уже не ощущала, как ее поднимали, несли куда-то. Машинально выпила поднесенную к губам чашу и провалилась в глубочайший сон без сновидений, похожий на смерть.

Она проснулась в темноте, отгороженной от света рваной тканью, острый химический запах щекотал ноздри. Чья-то мысль коснулась девушки, раздались легкие шаги, и занавесь отдернулась, лицо Юлии в тусклом неверном свете было похоже на старинную фреску на стенах святилища воличей – или на имперскую икону. Моргая, Кати оглянулась, кажется, они были в каком-то из цеховых помещений кузнечного цеха. Но это сейчас не важно.

– Он жив? Все в порядке?

– Он жив, – ответила Юлия с запозданием, и Кати поняла, что не все в порядке. – Жив, но рука его…

Кати закрыла глаза и вдруг оказалась рядом с Максом. Неверяще потрогала разлитую по руке черноту.

– Чрезмерное напряжение убивает… – сказала тихо Юлия.

И чернота эта медленно поднималась к локтю.

Нервная ткань умирала, не выдержав мысленной мощи, которую Макс стянул в своей руке.

– Почему им никто не занялся? – спросила Кати. – Где наши старшие?

– У нас есть тяжелораненые… – окончание фразы потерялось в звенящей пустоте, заполнившей голову Кати. Она поняла, что ей сейчас придется сделать.

Она может это сделать.

Должна – значит, может.

– Мне нужна мертвая вода, – со стороны услышала она чей-то голос. – Лучше четвертная. И экстракт покой-травы, тоже четвертной. И свет. Много света.

Забегали люди, торопясь исполнить, загремели склянками. Вспыхнули солнечные лампы, в которых горел многажды пропущенный через перегонный куб корис. Кати вытянула перед собой руки, полюбовалась на грязные, покрытые шрамиками и ожогами жгучих настоев пальцы.

Не дрожат.