Татьяна Смирнова - Зона сумерек

— Вы это серьезно? — спросил он наконец?

— А почему бы нет?

— Действительно… — произнес Леший, буравя стенку неподвижным взглядом.

2.

Мы — поколение, опоздавшее к старту.

Мы — откровение, прозвучавшее поздно.

Мы приспособились к чужому ритму,

Но не сумели позабыть звезды.

Мы ничьи, мы как сны,

Наши лица пусты,

Но когда мы глядим в потолок.

Каждый видит свое небо.

В каждом небе живет Бог.

Собаки лаяли не зло, больше для проформы. Разбитая грузовиками дорога лениво ползла меж приземистых деревянных домов постройки начала века, заборов со «щучьими» зубами, кое-где жалко поваленных и висевших "на честном слове и вере в светлое будущее". В серое пасмурное небо тоскливо тянулись тощие колодезные «журавли». После такой «прогулки» по окраинам города итальянские туфли можно было снимать и выбрасывать. Но «форд» штурмовать эту мирную пастораль наотрез отказался и был прав. Возможно, ей и самой лезть туда не стоило, но тут уж Яна ничего поделать не могла. Неуязвимый отлучил от дома всю здешнюю тусовку трассовиков и рейнджеров, и если она хотела что-то узнать, нужно было брать ноги в руки и идти за разъяснениями. И постараться их получить. А это, похоже, было не рядовой задачей. Во всяком случае Ким с ней не справился.

Она почти не удивилась, когда дом 94 оказался сараем размером с собачью будку (собачка, правда, предполагалась крупная), к тому же наполовину вросшим в землю. Забора вокруг него попросту не было. Торчали два столба. Меж ними росла густая кусачая крапива и валялась парочка полуистлевших досок с торчащими вверх гвоздями. Обстановки такого типа классифицировались Яной как «ханыжные».

А, собственно, зачем ему забор? Он же «неуязвимый».

Хозяина, если ее бывший шеф действительно был здесь хозяином, она увидела почти сразу. Неуязвимый колол дрова. Здоровенный страшный колун, невольно наводивший на мысли о темных временах Анны Иоанновны Кровавой, взлетал над «плахой» как игрушечный.

Березовые чурки разлетались точно в страхе и Яна позволила себе немного постоять в стороне, тихонько и незаметно. Вид литых мускулов, перекатывающихся под тельняшкой, доставлял ей эстетическое удовольствие. Неуязвимый был хорош. Даже слишком хорош для этих убогих декораций. Ким сказал, что он ничего не взял, хотя мог бы просить весь свет и новые коньки. Они дали бы. Ему бы дали. Неуязвимый не замечал или, что вернее, не хотел замечать незваной гостьи. Если бы к нему можно было так просто подойти, он не заслужил бы своего прозвища, больше похожего на титул. И не стал бы легендой ТРАССЫ. Конечно, он ее видел. Удары топора стали яростнее, злее. Словно тупые круглые чурки были его личными врагами и он не исполнял рутинную хозяйственную службу а мстил месть. Сводил счеты. С Кимом? С Ними? С ней?

Внезапно Янке пришло в голову что сцена уж больно напоминает аналогичный кадр из "Великолепной семерки". И если учесть дело, с которым она здесь появилась, то корреляции прослеживались без всяких таблиц Беркли, "на глазок". Она невольно рассмеялась. Услышав смех Неуязвимый вздрогнул и едва не попал колуном по ноге. Он выругался, сплюнул на сторону, с силой вогнал топор в сухое дерево и выпрямился во весь свой немалый рост, глядя на Яну цепкими, сощуренными глазами.

— Здравствуй, Неуязвимой, — произнесла она.

Его щека дернулась, словно от боли.

— Привет, Сольвейг. Я ждал тебя немного раньше. Ты все время отстаешь на полшага… Не слишком ты церемонишься с моими чувствами.

— Так ведь я не Барбара Картленд, чтобы на протяжении трех глав разъяснять как герцог относился к женщинам и как женщины относились к герцогу.

Он не улыбнулся. Это было скверным признаком. Неуязвимый улыбался всегда и везде, даже под прицелами автоматов Черных Фронтиров его губы кривила жесткая, издевательская улыбка, которую Яна как-то незаметно переняла у него. Эта неистребимая улыбка каждый раз дарила ей уверенность: спасемся! и ведь, действительно, спасались… Сейчас никто не стрелял в Неуязвимого.

Возможно потому что он был уже мертв, а в покойников, как известно, не стреляют.

— Я сказал Киму, что никого не хочу видеть, но был уверен, что ты его не послушаешь.

Неуязвимый постучал по поленнице, выгоняя змей, и взглядом пригласил ее устраиваться рядом.

— Выглядишь на миллион баксов, — отметил он.

— Столько и стою.

— Волосы рыжие чтобы Их позлить? Помню, мол, про Рея. Придет время — счет предъявлю.

Она не ответила, но Неуязвимый и не ждал ответа. Он хорошо знал Сольвейг, ее жутковатую и печальную историю и непримиримый характер. Догадка его попала не пальцем в небо, не в бровь и даже не в глаз, а прямо "в яблочко". И то, что она промолчала, служило тому лучшим подтверждением.