Вера Ковальчук - Гибельный мир

— Он молчалив. А мне приходится очень много работать языком, особенно когда мы не в Пустошах. Кроме того, он… как бы это сказать… он не лидер. Не любит быть первым. Но если он вдруг погибнет, наша группа, боюсь, может развалиться. Вот так.

— Ты ему завидуешь? — спросила она вдруг.

— Завидую? — не понял он.

— Ну, хочешь быть таким, как он? Хотел бы, чтоб тебя тоже… ну, учили с детства?

— Честно говоря, нет. Он мне говорил, что никогда не был ребенком или подростком, а сразу взрослым. Слишком взрослым. Не думаю, что он был счастлив. И вряд ли он по-настоящему счастлив теперь. Мне кажется, он хочет чего-то, и сам не знает чего… Ладно, котенок, завтра рано выходим, так что иди-ка отдыхать. Ляг в уголке, у окна, там уютней всего. И там на тебя никто не наступит.

Аир по наивности, свойственной каждой девушке ее возраста и некоторым постарше, в глубине души была уверена, что Пустоши — место угрожающе страшное, и что там наверняка даже земля другая, чем в окрестных областях. На поверку вышло совсем иначе. Она даже не заметила, как компания пересекла невидимый рубеж, как углубилась в покинутые земли. Вокруг тянулся прежний лес, вернее, редколесье, заросли молодых деревьев встречались здесь редко, буреломы тоже, и ехать было одно удовольствие. Рейнджеры выглядели такими же, как всегда, напрягались не больше, чем обычно, ехали спокойно и почти не смотрели по сторонам. Единственное, что могло бы обратить внимание несведущего — то, что они не разговаривали, даже Тагель открыл рот всего пару раз за день, и то по делу. На ужин ели какую-то птицу, подстреленную Ридо и запеченную Аир в глине, а спали под елью, в ее ветках, образующих подобие навеса.

Словом, путешествие началось приятно и без особых хлопот. И потом, когда лес расступился, а перед глазами, залитая солнцем, развернулась лесостепь, девушка только залюбовалась. Она даже не сразу заметила, что Хельд, оказывается, вынул лук из чехла и уже стянул тетивой его края. Лук так просто не снаряжают для стрельбы, это каждый знает, тетиву ставят на место лишь тогда, когда собираются стрелять. Стрелять было не в кого, Аир посмотрела на мужа с недоумением, но тут же вспомнила, где находится, и прикусила язычок.

— Теперь запомни, малыш, — заговорил он, даже не глядя на жену — взгляд его скользил по окрестностям, по невысоким холмикам, валунам, пятнающим ярко-зеленую с прожелтью траву, по группам деревьев. — Смотри вокруг внимательно. Если нападут, прячься либо за меня, либо за кого-нибудь еще и доставай кинжал — на всякий случай. В драку не лезь, но и не жди, что от налетевшей на тебя твари будет отбиваться кто-либо другой. И — главное — следуй своим чувствам. Не стесняйся. Если тебе покажется, к примеру, что на пятке у Гердера сидит что-нибудь опасное, скажи ему об этом. Если ничего не обнаружится, никто над тобой смеяться не станет. Поняла?

— Поняла.

— Не отдаляйся от меня. Держись с группой.

— Хорошо.

Мужчины почти не переговаривались, но она чувствовала, что между ними существует какая-то связь, и если кто-то из них увидит опасность, другие узнают об этом едва ли не прежде, чем он предостерегающе крикнет. Все были внимательны, но не напряжены, наоборот, расслаблены и словно бы задумчивы. Аир знала, что это не так. Ей было приятно смотреть на то, как они изменились, наблюдать за ними, тем более что выслеживать опасности она не умела все равно. Да и, путешествуя по этим землям, трудно было поверить в какие-либо опасности. Другое дело, будь земля черной, небо серым, трава выжженной, а деревья узловатыми и уродливыми — другое дело. Но трава, пересыпанная звездочками степных трав, зеленела вовсю, деревья росли такие же, как и в лесу возле родной деревни Аир, а небо было ослепительно ярким, каким оно бывает в самые ясные, самые погожие летние дни.

По степи передвигались долго, пока не забрались сильно к востоку и не углубились в еще одну лесистую область, видимо, вторгающуюся в открытое пространство подобием гигантского языка. Здесь было больше деревьев, а валуны превратились в скалы, прикрытые землей и потому в основном затканные зеленью. Лошади передвигались с трудом, недоверчиво похрапывая, но шли — как оказалось, они вообще были из породы умных, легко поддающихся обучению, и умели не только ходить бесшумно, но и приноравливаться к обстоятельствам. Кроме того, они отличались силой и выносливостью, и, как казалось, без особого труда тащили на себе внушительных размеров мешки с овсом — собственный запас. Поскольку от первоначально имевшихся у компании лошадей осталось только две, излишне было спрашивать, откуда рейнджеры взяли деньги, чтоб так хорошо экипироваться — на том сельском рынке коней покупали охотно, тем более хороших. Рейнджеры продали лишних коней и закупили припасов.