Вера Ковальчук - Гибельный мир

— Значит, эти книги ему здорово нужны, — сказал Хельд.

— Но ведь это в столице!

— Да за такие деньги можно и в столицу.

Покосившись на Аир, которая ничего не понимала, Ридо с удовольствием ей объяснил, что столица, то есть бывшая столица Империи, город Белый Лотос, находится где-то в самом сердце Пустошей, в самой опасной их части, что там сильный магический фон, много нечисти, нежить… Словом, уйма «удовольствий», и еще чуть ли не на каждом шагу встречаются магические ловушки. Туда рейнджеры не ходят, это очень опасно, но, говорят, да и простая логика должна подсказать, что как раз там-то сохранилось больше всего ценностей и много чародейских вещиц. Без магической поддержки туда нечего и соваться, но маги там не пройдут, потому что на них почему-то нечисть кидается в первую очередь, а рейнджеров-магов не бывает.

— Потому, когда собираешься в Пустоши, с собой нельзя брать никаких артефактов, кроме защитных, да и то не всяких, потому что иначе твари эти как насядут — двинуться не сможешь.

— Этот артефакт какой-то особенный, разработанный с учетом всех тамошних особенностей, — вставил Тагель. — Маг меня заверял клятвенно.

— А ты не узнал у него, случайно, какая мы по счету команда отправляемая с его заданием? — внезапно спросил Хельд.

— Спросил, — вздохнул Тагель.

— И которая?

— Седьмая, — произнес он в полной тишине. — Насколько я понял, не считая тех трех, которые отправились без магической поддержки. Они не вернулись.

— А сколько из семерых не вернулось?

— Три. Остальные команды вернулись с полпути. Да, там был еще один одиночка. Он не прошел больше, чем треть.

— Кто?

— Тандо.

— М-да, — протянул Гердер. — Он хороший рейнджер.

— Серьезный, — согласился Ридо.

— Ну что? — Хельд обвел всех взглядом. — Беремся?

— Беремся, — подумав, ответил Гердер, и остальные молча с ним согласились.

— Ну, вот и хорошо, — с облегчением вздохнул Тагель.

Аир и Хельд легли под одним одеялом, но в стороне от компании. «Вам, должно быть, отдельную палатку надо ставить, верно?» — пошутил Тагель, на что предводитель ответил словами, которых Аир не поняла, да и не старалась — они были, в конце концов, предназначены не ей. Она улеглась на подстеленный Хельдом плащ и, подождав, пока он тоже ляжет, прижалась. Прижиматься к мужу было приятно.

— Ты чего? — прошептал он, поворачиваясь к ней.

— Как — что? — опешила она.

Он помолчал.

— А-а… Знаешь, солнышко, я думаю, пока рано. А?

— Но почему? Это же брачная ночь.

— Тебе только пятнадцать, милая. В таком возрасте рано рожать. Давай отложим на пару годиков? Или хоть на годик. Для тебя так будет лучше. Ты же еще девочка, не сможешь понять, насколько это приятно. Будет одно огорчение.

— Но я уже девушка. — Она покраснела.

— Я понимаю. Но это не значит, что ты готова. Надо подождать, — в голосе его проскользнули нотки властности.

— Значит, ты… — Аир не договорила и снова покраснела, сама стесняясь этого.

— Вот чего ты боишься. — Он мягко обнял ее и привлек к себе. — Не надо. Ты еще не знаешь, что такое Пустоши. Рейнджеры не изменяют женам. Им это просто не надо. Потом ты поймешь. Ну, в конце концов, если это для тебя так важно, я постараюсь по возвращении раздобыть у этого мага… как его там, Вален Рутао… постараюсь раздобыть у него такой магический предмет… Один артефакт. Ну, словом, чтоб пока у нас не было детей. Я ни в коем случае не позволю тебе умереть от родов.

— Потому что я ред? — улыбнулась она, прижимаясь к мужу.

— Глупышка. Потому что ты моя жена.

Село, о котором говорил Хельд, оказалось большим, около ста домов, причем добрая половина из них была именно домами, а не землянками — добротные, сложенные из бревен, и было в каждом из них по два этажа — рабочий и жилой — не меньше. Аир оглядывалась в изумлении, таких строений она прежде не видела, потому что отец никогда не брал ее на ярмарку. В их деревне не строили таких потому, что, во-первых, дома приходилось слишком часто перестраивать — бывало, что и два раза за год на село нападала живая плесень, она не была опасна для человека, но все постройки аккуратно ровняла с землей, а во-вторых, это требовало слишком много времени. И какого времени! Бревенчатый дом ставился «от дождей до дождей», то есть летом, в самую страду. Если промедлить и дождаться осени, то можно разбирать недостроенное и пускать на дрова — весной оно уже никуда не будет годиться. А на границе Пустошей дорога каждая минута, которую можно пустить на укрепление своего благосостояния, на работу в поле или огороде.