Степан Вартанов - Легенда

— Черных Глаз тогда не было!

— Ну… ладно. Пусть. И тогда орки пошли к оракулу, и эльфы созвали Совет. И потерпели неудачу — те и другие. Совет не смог ничего решить, ибо в Великом Лесу появилась Тьма, а оракул прогнал орков — ну и естественно, орки убили оракула. Тогда эльфийку вызвали на Совет и объявили, что она должна покинуть Великий Лес либо расстаться с орком.

— Так ее не пытались лечить? — спрашивает Жанна.

— Не думаю. Я никогда не слышала такого варианта легенды. Хотя… не знаю. Когда я решила уйти с вами, меня спросили, не предпочту ли я все забыть, но выбор оставался за мной.

— Хорошо, что ты пошла с нами, — серьезно говорит Жанна. — Я бы без тебя пропала.

Я хочу ее погладить по голове, но знаю, что девочка этого не любит. Трудно, когда каждый встречный гладит тебя по голове, а тебе уже почти десять.

— Я продолжаю? Ну так вот. Эльфийка не могла ни уйти, ни остаться, так как в любом случае сердце ее было бы разбито. Поэтому она вышла на границу владений эльфов и орков и осталась там.

— Умерла? — Иногда глаза у этого ребенка становятся такими же большими, как у эльфа.

— Осталась. Она превратилась в яблоню.

— А орк — в молнию.

— Орк убил себя под этой яблоней, и тогда в нее ударила молния и сожгла ту сторону дерева, которая была обращена к Великому Лесу. И теперь из Великого Леса можно видеть лишь головешки, а из темных земель — цветы. Наверное, в этом есть смысл, вот только трудно сказать какой.

— Напоминание, — говорит Жанна, затем, подумав, встает и направляется в дальний конец поляны.

Ночь. За рекой орет потерявшая всякую совесть крылатая тварь. Я уже подумывал о том, чтобы заткнуть ей глотку, но Тиал болезненно относится к такого рода вещам… пусть. Багровые тучи скользят над землей на восток, где ни на миг не гаснет магическое сияние Крепости Пяти Народов. На юге тоже сияние — там, где стояла Крепость Обелиска, а теперь, кажется, будет озеро. Это сияние умирает. Кроме того, светятся зеленым кусты, а у реки на костер пялится олень — полагая, вероятно, что его никто не видит. Впрочем, у отряда довольно еды. В воздухе остро пахнет цветами, костром и сырой древесной трухой.

— Расскажи мне сказку, — просит Жанна.

— Сказку… Расскажу-ка я тебе… Да хоть про черную яблоню, — задумчиво тяну я в ответ.

Кто говорил, что самые круглые глаза у удивленных эльфов? Эта девочка невероятно талантлива, мне даже представить страшно, как сильна она будет в магии лет через десять, но ребенок есть ребенок, и его очень легко озадачить. Я протягиваю руку, чтобы погладить ее по голове, она уворачивается — игра, в которую мы играем с первого дня нашего знакомства.

— Откуда ты знаешь? — Тон полувопросительный, полувозмущенный, словно она подозревает, что я сжульничал. В целом так оно и есть. Слух у моего народа куда острее человеческого, так что я слышал ее беседы с Тиал и с Уной. Вместо ответа я улыбаюсь, но Жанну этим не проймешь. Она вообще ничего не боится.

— Однажды орк услышал, как поет эльфийка, — говорю я. — Имена их история не сохранила, ни человеческая, ни даже эльфийская, но мы-то знаем, что звали их Арага и Мита. — Я кошусь на сидящего неподалеку Мастера, и он чуть заметно кивает. Впрочем, внимание Мастера далеко от моей истории — он смотрит на тимманку, и в его глазах тоска. И всегда будет тоска, ибо я знаю, что он обречен на одиночество. Не спрашивайте как. Знаю. Дело не в Уне, она лишь напоминание, что счастье существует в этом мире — для других. Истинная любовь.

— Истинная любовь, — говорю я Жанне, — это редкая штука. И она поразила этих двоих. Самое неудачное из всех возможных сочетаний. Эльф не полюбит гоблина — мы слишком разные. Но эльфы и орки происходят из единых корней, и в то же время — это-то их и разобщает.

— Но они же родственники.

— Эльф пустит в свой лес собаку, но не пустит орка, подумай об этом. А орки вообще ненавидят все на свете, ну да ты сама все видела. — Я киваю в ту сторону, откуда мы так вовремя выбрались. — И еще — когда ты живешь очень долго, как живут эльфы, особенно эльфы из Совета, ты перестаешь думать о любви, ты просто забываешь об Этом. Совет мыслит категориями — «так надо» и «так не надо».

Так вот, они полюбили друг друга, но эльфы были против, и орки были против. Да. Иное дело — гоблины. Для гоблина честь — это главным образом чувство собственного достоинства, понимаешь ли. Если я вдруг захочу жениться на эльфийке, то я женюсь, и мой род это примет. Если, конечно, эльфийка не станет нам вредить. И дети такого брака — скорее всего их постараются держать подальше от войны, чтобы им не пришлось делать выбор. Мало ли ремесел на земле и под землей. Хотя, конечно, сомневаюсь, чтобы у гоблина и эльфийки могли быть дети. — Я снова смотрю на Мастера, но он уже спит. — Другое дело — эльфы, и другое дело — орки. Для орка честь — это кодекс Песни, и слово «эльф» там — ругательное слово. А позор смывается очень просто — самоубийством. Ритуальным, разумеется. А если нет — тебя казнят. А если ты сбежал — твой род должен покончить с собой, а если нет… ты еще не устала? — род будет казнен. Ну наш орк и выбрал — самоубийство.