Кирилл Алейников: Умирать вечно

Логан. Я догадывался, что ты и есть сам Сатана. Накануне Слияния я почти знал это. И вот теперь, когда Сход точно знает, кому служит, я готов выполнить любой твой приказ. Тем более, ты позаботился о нас, Владыках, своих соратниках и падших ангелах. Ты дал нам возможность выжить в любом случае вне зависимости от исхода сегодняшнего боя.

Абадонна поднял меч перед собой. В недрах клинка шевелились багрово-черные клубы энергии.

Познавший Кровь догадывался, что должно произойти далее: намерения демона мести Абадонны были более чем очевидны. Пока бойцы подразделения занимали удобные для отражения возможной атаки позиции, Познавший извлек из сокрытых плащом ножен свой лиандр. Ведь когда-то он тоже был архангелом, низвергнутым с Небес за кровавое преступление.

Владыки не хотят, чтобы мы уничтожили Источники. Почему не хотят?

Диерс перехватил, наконец, удобнее два короткоствольных автомата, что болтались у него за спиной.

— Абадонна! — Познавший выступил вперед на несколько шагов. Голос его казался рожденным одной из тяжелых туч бушующего неба. — Прежде чем начнется бой, скажи, что заставляет тебя оберегать Источники? Неужели ты не знаешь, что их необходимо уничтожить?

Демон мести ухмыльнулся:

— Нет, Познавший! Пусть Источники хранят свою энергию вечно! Сход не позволит вам разрушить ни один из них!

И Абадонна взмыл высоко над землей на огромных, если не сказать гигантских, черных крыльях. Диерс крикнул в шлемофон короткий приказ. Тут же бойцы открыли огонь по угрюмым, сгорбленным фигурам Владык. Пули, однако, не успели достичь демонов: те слишком быстро среагировали на выстрелы и успели уйти от поражения.

… Но еще до конца всех времен нынешних, до последней схватки противников и до последнего вздоха и биения сердца существ ныне живущих придут те, кому суждено вдохнуть надежду в заблудшие, погибшие почти души людские и Ангельские, и даже диавольские нутра, прогнившие и изъеденные червями. Пророчество любое прежде предостережение, нежели предсказание, глаголит мудрость, сию же справедливую силу имеет пророчество данное. Придут те, способные объединить земли и разрозненные города, и битвой окончательною способные прекратить войну хаоса. И будут они Энвиадами лучшей судьбины, лучшей жизни, где не станет более места битвам и проливающейся зазря крови…

…Когда же Энвиады обретут себя во мгле хаоса, когда окончится их противостояние с темными ангелами смерти, нареченными танатами, возьмут Энвиады правление землями в свои руки, будут править тысячу лет или около того, возродят истерзанные души воинствующих. Не все Энвиады, нашедшие себя в хаосе, выстоят перед нелегкой судьбой, но оставшиеся воцарятся и дадут начало новому времени, новому свету…

…Если же не справятся Энвиады с миссией, на них роком возложенной, роком царствующим в отсутствие Господа, утратится последняя надежда всей земли на возрождение. Не будет меж выжженных пустынь и мертвых вод более ни людей, ни диаволов, ни Ангелов…

…Логан стоял на высшей точке Икстриллиума. Один. Игнат уже давно был мертв — его тело, пронзенное мечом, лежало неподалеку.

Астеры теперь не растворяются в воздухе, когда погибают. Их тела остаются лежать там, где настигла их смерть.

И это правильно.

А Ключ был уничтожен…

Логан стоял на светло-серых, почти белых плитах, облицовывающих исполинскую стену крепости Икстриллиум — оплота всего Царствия Небесного, главного города Актарсиса. Логан, Владыка Яугона, сильнейший из демонов Преисподней, ставший таковым после того, как был изгнан из Актарсиса в звании генерала гарнизона этой самой крепости. Логан, проживший самую длинную во вселенной жизнь, Логан, развернувший самый грандиозный во вселенной план.

На вершине мира. В кружащей голову близости от смерти.

От свободы…

Логан видел то, что ему хотелось видеть. Его не интересовало, была ли то галлюцинация, или же видение реально. «Густые белые облака неслись по небу со скоростью, которой никогда не существовало в Срединном Мире. Облака практически слились в одно сплошное белое полотно, простыню, окутавшую небесный свод, но притом, если захотеть, можно разглядеть отдельные клубы этого нежного водяного пара. Словно при взгляде на небо облака замирали, давая возможность полюбоваться собой, своим бесформенным совершенством. Здесь, на этой самой стене, вдали от кого бы то ни было и чего бы то ни было, каждый мог почувствовать себя единым с таким бесконечно глубоким, бесконечно широким, бесконечным во всех смыслах океаном небосвода. Возникало непреодолимое желание раствориться в молоке облаков, навсегда погрузиться в него, впитать его в себя и быть впитанным им. Казалось, стоит поднять руку, и коснешься стремительно мчащейся пелены, войдешь в нее и помчишься в неведомые дали, обретя наконец ту свободу, о которой мечтал.