Сергей Малицкий - Печать льда

О многом еще говорил Нерух, да только все прочее, сказанное им, было подобно кореньям к печеному ягненку, с которым Орлик расправился так легко, словно цыпленка ему из кухни на ладонях вынесли.

– Возьми, – повернулась к Рину Айсил и положила ему на ладонь перстень с белым камнем. – Чувствую, что до следующего Совета многое переменится, парень. Потому держи перстень у себя. А надеть захочешь, я научу. Обманка там, а не магия. Уж не знаю, какими магами были те давние шестнадцать семейств, но потомки их измельчали. Хотя могут еще кое-что… Главного-то не сказал Нерух, не сказал.

– А что же главное? – сыто рыгнул Орлик.

– Боится он чего-то, – холодно улыбнулась Айсил. – Смертельно боится, до дрожи в коленях и судорог. Думаю, что приходила к нему Хозяйка Погани. Вот только чего хотела от него, не знаю.

– Подождите, – вдруг прошептал Рин. – Узнал я! Всю дорогу шел. Голову ломал, вспоминал, где голос посыльного слышал, что из Темного двора нас выводил! Это же Кат! Он напал на меня той ночью в Поганке! Я ранил его в ногу, и посыльный этот хромал! И вот что запало мне тогда: покалечить он меня требовал, но не убить! Покалечить, но не убить…

– Единый всеблагой! – вздохнула Айсил. – Когда же счет загадок на убыль пойдет? Теперь надо голову ломать, для какой надобности Темный двор сберечь тебя хочет?

– А может быть, завтра и сходим, расспросим? – предложил Орлик. – Заодно и пообедаем.

Орлик встал затемно, благо просторное логово Ворта позволяло каждому устроить отдельную постель, но Айсил уже не спала. Она вновь сидела на полу и вновь напрягала скулы и морщила нос, словно пыталась ухватить что-то свербящее ей голову изнутри. Умывшись холодной водой, Орлик решил, что утреннюю разминку можно и пропустить. Все одно Айсил, к которой незаметно перешло старшинство в маленьком отряде, заставит полдня махать мечом, но отложить приготовление вельтской похлебки он не мог.

Конечно, наваристую вельтскую похлебку, которой всего существовало два вида – из рыбы или из мяса, – следовало поедать в обед. Он должен был наступать где-то между полуденным стоянием солнца и нестерпимым желанием отправить все законченные и незаконченные дела куда-нибудь подальше. Но на прикрывшего харчевню хромого соплеменника рассчитывать не приходилось, а никто больше в Айсе готовить правильную вельтскую похлебку не умел. С другой стороны, конечно, не каждому она была по вкусу. Ну так никто и никому еще ее насильно в рот не вливал!

– Мерзну я, – внезапно сказала Айсил.

Орлик прислушался. Рин, который еще вчера допоздна просидел возле очага, теперь спал. Или не спал, но дышал как спящий. Вельт булькнул в котел горсть почищенных корней и шагнул к опекунше. Она сидела на том же месте, но спина ее ослабла, плечи опустились, и на щеках стремительно высыхали влажные полосы.

– К огню поближе сядешь? – развел руками великан.

– Нет. – Она моргнула. – Не тот холод. И даже не тот, что от пустоты рождается, от безыменья, от безвестности, от беспутья. Страшно оборачиваться назад. Там ничего. Зачем я здесь?

– Ну как же? – нахмурился Орлик. – Если вот всё – нас, ну меня, Рина даже – отринуть, так сама ты и остаешься. Сама собой. А здесь ли, не здесь, смысл простой – жить, и все. А уж как жить, отдельная история. Так ты не смотри назад, если мерзнешь! Вперед надо смотреть!

– А я мерзну, когда смотрю вперед, – неожиданно подал голос Рин. Он уже сидел на своем лежаке, и сна у него не было ни в одном глазу. – У меня впереди ничего нет.

– Ты о поединке сейчас или обо всем? – поинтересовался Орлик.

– Обо всем, – вздохнул Рин. – Все перепуталось. Так-то вроде все идет не худшим образом. Незадача осталась – лучшего мечника Айсы на клинок взять. А если вдумываться начинаешь…

– Не вдумывайся, – посоветовал вельт и поспешил к котлу, чтобы подбросить порцию корешков. – А холодно – держитесь меня. У меня и за спиной никакой пропасти, и впереди рытвин не предвидится. Но если и выпадет – разберемся. Пошире – обойдем, поуже – перепрыгнем.

– Не о том холоде я говорила, – тряхнула головой Айсил. – Сочится что-то внутри. Да ни в нутро не втекает, ни наружу не просится, а пронзает насквозь словно стрелой. И такой холод сквозь это самое отверстие льется, что сердце стынет! И ведь кажется мне: знала я, что это. А вот оглядываюсь назад и не вижу ничего. А холод сквозит и сквозит!.. Я когда в сознание в часовне вашей пришла, сначала не в себе была. И показалось мне, будто пламя то и есть наконечник холода, что даже в Погани мне испепелиться не дал. Я и закрылась, даже в ладоши хлопнула. Но почуяла, что, если просто так отгорожусь от пламени вашего, смоет меня холодом. Снесет. На части разорвет!.. А отсечь не смогла. Не вышло!