Беркем Атоми: Чиста пацанская сказка - 3

А вот нынешний зайчик с непривычно круглой ряшкой был весьма странной птицей: договорившись с трюмными на три монеты, всего через пару дней он согласился добить столько же, чтобы перебраться на нары четвертого класса, да еще каждый день покупал у матросиков кварту можжевеловки, и в результате выпил по дороге на вдвое большую сумму, чем нормальный проезд в третьем, со всего лишь двухэтажными нарами и не слишком разбодяженным пивом в буфете.

Едва найдя в темном закоулке нужную шконку, матросик отвесил скрипучей конструкции увесистый пендаль:

— Э, место сто сорок два! Зайчик! Подъем, приехали.

— Че? Тебе чего, морда? — едва разлепил глаза Марат, всю дорогу спасавшийся от качки беспробудным пьянством. — Ты за метлой-то смотри, ишь ты, зайчика нашел… Опа, да пол-то еще качается. Выходит, мы еще плывем. Ты че тут гонишь, какой «приехали»?

— Подходим. Берег рядом, уже вывески на пивнушках прочитать можно, если грамотный. Гони бабло, три монеты с тебя.

— Держи. — Марат перегнулся со шконки и ссыпал в горсть морячку оговоренное серебро, отметив истощение кассы и непроизвольно переглатывая от слова «пивная». Перекошенное бодуном воображение уже рисовало ему огромную холодную кружку, покрытую нежной испариной. — Ну, кому стоишь, еще хочешь? Расслабься, морячок.

— Это ты «кому сидишь». Собирайся и давай на палубу, а то щас уже стивидор придет.

— И че мне твой стиви-как-его-там? Поезд встанет, тогда сойду. Я тебе за доставку забашлял, дальше все, сам решай свои непонятки.

Весь Маратовский ряд шконок одобрительно загудел — морячки с пассажирами особо не церемонились, между шконками не протирали, а бухло продавали в три цены, оттого народу было приятно посмотреть, как один из них нарывается на нехорошее.

— Э, зайчик, ты че, не врубаешься? Я ж тебе говорю — щас стивидор у выхода станет, и все. Давай на палубу, будем грузовую пристань проходить, там все, кто как ты едут, на берег прыгают. Да ты не ссы, там до берега рукой подать.

— Слышь, морячок, гуляй уже. «Прыгают», вон че… У меня башка с вашего соснового ханева на части колется, и я щас тебе тут прыгать куда-то начну. Иди, сынок, делом занимайся. Блевню хоть подотри, а то уже глаза жрет. Или вон, сходи в паруса подуй, чтоб быстрее приехали.

— Ты тут не бычь, крыса сухопу… — бодро начал морячок, но закончить у докладчика не сложилось: Маратовская нога в потасканном казаке смачно щелкнула по зеленому лбу, и нахальные глазенки морячка шустро съехались к переносице.

У грузовых пристаней до берега оказалось и впрямь недалеко.

— Сто пудов якорей вам по главной, маскотники! — отплевываясь грязноватой портовой водичкой, орал Марат в перерывах между волнами, с борта корабля казавшимися такими крохотными. — Каждому, сука! Рогами вовнутрь!

Дремавшие на причале с удочками старики обменялись ностальгическими ухмылками:

— О как, Бьюти, ты понял? Каков фантазер этот юный мекс. Что значит молодая горячая кровь…

— Да, твоя правда, Бисти… Совсем как ты по молодости… Только, по-моему, это не мекс.

— Какая разница, дарлинг, мекс, не мекс… Что-то он меня разогрел, этот не мекс. Есть в нем какая-то энергия… Слушай, а может сегодня вечерком нам стоит…

— Остынь уже, ишь ты… Смотри, кажется, клюет.

Стряхнув с камзола оставленный водой мусор, Марат вывалил из кисета кашу промокшего исфаганца и обвел окрестности все еще злобным глазом — второй затек и открывался как-то нештатно: во время потасовки кто-то из морячков изловчился и успел-таки поздравить заезжего Авторитета с прибытием в порт назначения.

Вокруг не обнаружилось никаких достопримечательностей: тянулись вдаль ряды мрачных пакгаузов, местная бичева грузила на здоровенные подводы какие-то подозрительные тюки, ободранные кошаки мрачно глазели на суету с высоких штабелей ящиков, непохорошему смахивавших на двуспальные гробы.

Полагая, что за попытку размещения кабака рядом с грузчиками хозяева складов тут же вывернут матку любому шустряку, Марат приготовился было шлепать до выхода с грузового порта, однако первый кабак, попавшийся Марату на новом континенте, не заставил себя искать. Как обычно, заведение оповестило о себе еще за сотню шагов: ссанье, прокисшее пиво, крепкий смрад немытых пепельниц.

Завернув за угол длиннющего пакгауза, Марат обнаружил здоровенную кособокую халупу из бэушной доски, некогда плававшей по морям в виде всяких кораблей. Посреди фронтона красовалась броская вывеска с кривобокими буквами «BAR» на фоне облепивших пенную кружку сисястых русалок, штурвалов, крабов и прочего морского импрессионизма. Штурвал был настоящим, а морская нечисть принадлежала нетвердой кисти какого-то местного Айвазовского, считавшим лучшим украшением всякой порядочной русалки 4-ый размер сисек — с чем никак не может не согласиться любой уважающий себя натуралист; но отчего-то снабдившим довольно похожих крабов совершенно сухопутными гонадами.