Вечная зелень, вечное солнце и вечно молчащая женщина. Сколько времени это уже длится? Пятьдесят лет? Сто? Какая разница, если это не проходит? Боль не тупеет, не стихает и не отпускает своей железной хватки. Охрим с трудом поднялся и, стараясь не оглядываться, вышел из комнаты. Ему давно уже надо было избавиться от этого холодного изваяния. Конечно, надо было! Но рука так и не поднялась. Слишком уж гениальным был скульптор. Слишком уж одушевленным получилось его творение. А может быть – дело было совсем в другом. Может быть, следовало просто смириться с тем фактом, что время просто не властно над некоторыми чувствами.
Охрим буквально заставил себя несколько успокоиться и даже сесть в кресло. Однако сжавшая сердце боль отступать не желала. Она жгла, резала, выворачивала наизнанку… она измывалась над колдуном до тех пор, пока он не сдался, бессильно опустив голову на стол и прикрыв ее сверху руками. Ему было тяжело. Слишком тяжело. Одиночество давило на него, как никогда раньше. Одиночество и любовь, которой он не мог, да и не хотел сопротивляться.
Наверное, в жизни каждого человека существует такой момент, когда в его судьбу вмешиваются высшие силы. Светлые, Темные или просто Силы – не важно. Они делают в его сторону красивый жест, и человек получает гораздо больше, чем ожидал в самых своих светлых мечтах. Может быть даже – гораздо больше того, с чем он может справиться.
Видимо, Охрим тоже как-то попал в кон. То ли попросил вовремя, то ли просто Желание его было слишком мощным… Во всяком случае, Силы его заметили, расщедрились и легонько щелкнули пальцами.
Секунд несколько ничего не происходило. А потом утопавшая в цветах статуя пошевелилась, спрыгнула со своего постамента, на цыпочках подкралась к Охриму и с лукавой улыбкой тронула его за плечо.
Великие Силы, сделавшие красивый жест, не задержались и не улыбнулись. Они даже не поинтересовались, о чем думал Охрим в первые секунды после того, как поверил в то, что это действительно случилось, и любимое, знакомое наизусть лицо наконец ожило и тоже смотрит на него с теплотой и вниманием. Впрочем… одно можно было сказать вполне определенно – в этот момент колдуну было абсолютно все равно, какие именно Силы совершили для него это чудо. Он просто смотрел в глаза своей женщины и улыбался.
* * *
P.S.
Никто и никогда не сможет объяснить, почему жизнь складывается так, как она складывается, а не как-то иначе. Почему происходят определенные события, встречаются друг с другом люди и почему к чувствам именно этих людей непредсказуемая случайность бывает до безобразия благосклонна. Никто и никогда не скажет вам этого. Потому что подобные подарки судьбы вообще не бывают ни заслуженными, ни логичными. Они просто случаются, заставляя нас поверить в то, что у любви, возможно, всегда есть будущее. В то, что любовь, может быть, – это вообще единственная вещь, ради которой стоит жить. Замешенная на страхе и крови, на деньгах и на человеческом безумии, возможно, что любовь – это единственная реальная вещь, в существование которой стоит верить. Потому что без веры в то, что где-то есть Настоящая Любовь, которую не убивают разлуки, не душит быт и даже не может смыть время «ни водкой, ни мылом с наших душ», жизнь становится серой и бессмысленной. Без веры в то, что эта Настоящая Любовь, которую нельзя ни купить, ни уничтожить и от которой даже нельзя отречься, действительно (хоть где-то) существует, мир вокруг становится не таким привлекательным.
Она просто должна существовать по логике вещей. Та самая Любовь, ради которой все-таки стоит жить. Та самая Любовь, ради которой можно пойти босиком на Северный полюс, убить дракона и с улыбкой на губах выпить чашку цикуты. Та самая Любовь, ради которой так легко оторваться от земли, даже не имея крыльев.
Она существует. Она просто должна существовать по логике вещей. Где-то недалеко, на расстоянии вытянутой руки. Та Самая Любовь, которая только ждет случая, чтобы с вами встретиться. Хотя бы для того, чтобы изменить вас навсегда. И еще для того, чтобы навсегда изменить мир, который вас окружает.
Vade retro, satanas ( лат. ) – Сатана, изыди. Фраза, считавшаяся в средние века капитальным чертогонным средством.