Виктор Кувшинов - Мир, которого нет

Она с трудом дождалась возвращения в Петербург и на следующий же день опрометью бросилась в мастерскую. Она лихорадочно портила одно полотно за другим, заставив папеньку потратиться на новые рисовальные принадлежности, но ничего не получалось. В конце концов, она в отчаянии закатила истерику с ломанием кисточек и разбрасыванием красок, свидетелем которой оказался ее старый учитель. Он единственный с пониманием отнесся к ее проблемам и, не зная сам, что она хотела передать на полотне, помог ей советами. Шура хорошо помнила, как он ее успокаивал:

— Не расстраивайся! Ничто новое не дается легко. Я не очень пока представляю, что ты хочешь изобразить, но есть общие правила. Начни с простого, только с одного-двух элементов. Добейся таких оттенков, когда это простое изображение оживет. Затем попробуй другой элемент. А когда ты научишься ловить то, что тебе нужно, начни комбинировать эти элементы в более сложных сочетаниях, и тогда ты добьешься желаемого результата.

Он помогал ей, как мог, не щадя своего времени, и вот сейчас, спустя почти полгода она услышала от него такое признание. Шура сама чувствовала, что, наконец, кисть и холст покорились ей и, по крайней мере, несколько картин ей удались именно так, как она и представляла. Каждая из картин требовала гигантских усилий и филигранной отточенности, особенно последняя, на первом плане которой были изображены буйно цветущие полевые травы, в переплетении которых можно было угадать другой мир: словно затененный яркими цветами то ли лес, то ли парк с фигурками людей, лошадей и даже каретами на дорогах и скрытыми домами. А если вглядеться снова, то можно подумать, что это просто какие-то насекомые. А сверху, этот цветущий луг походил на волнующееся зеленое море с гребнями цветов. Изображение играло именно так, чтобы каждый раз можно было увидеть что-то новое, в зависимости от настроения, освещения и бог знает чего еще. …Она почти бежала по коридорам, не застегивая норковой шубки. Сегодня она снова задерживалась и не успевала вовремя домой. Маменька опять будет укоризненно вздыхать, нянечка причитать, и не дай бог попасться на глаза уставшему папеньке. Он, конечно, не будет топать ногами и кричать, но ему достаточно грозно посмотреть на непослушную дочь, и коленки сами начнут трястись от страха. А ведь он бывает добрый. И зачем ему напускать на себя такой начальственный вид дома?

Чтобы сократить свой путь, Шурочка пошла через крыло музыкальной школы — оттуда до их дома было всего несколько кварталов, которые она обычно пробегала, наплевав на приличия и не удосуживаясь отловом извозчика. Но сегодня ей не удалось так легко преодолеть этот маршрут. Повернув в один из коридоров, она услышала звук скрипки, что не было так уж удивительно в этом здании. Но пока она шла, ноги невольно притормозили движение, а голова стала поворачиваться, ловя плывущие из приоткрытой двери звуки. Совесть в последнем умирающем всхлипе попыталась придать движения ногам, но была быстренько придушена традиционной мыслью: "Я только минуточку и побегу дальше…" Спустя минуточку она, уже забыв обо всем, стояла у двери, боясь неосторожным движением спугнуть это колдовство. Она не узнавала мелодии. Было похоже, что это чистая импровизация… но какая импровизация! Мелодия почти не повторялась, используя только несколько ключевых элементов, сочетающихся в невероятных каскадах минорных и мажорных оттенков, заставляя сердце сжиматься от тоски и в следующий момент взмывать к небесам от счастья.

Шурочка не удержалась и, сама не замечая, тихонько приоткрыла дверь, проскользнув в нее — настолько было сильно желание увидеть, кто мог так играть на скрипке. Она сама неплохо музицировала на фортепиано, но такого исполнения ей не приходилось еще никогда слышать ни на уроках, ни на концертах. Каково же было ее удивление, когда она увидела одинокого темноволосого юношу, стоящего в углу классной комнаты с закрытыми глазами и играющего непонятно что, непонятно кому.

Она тихонько опустилась с цыпочек на пятки, почти не дыша и боясь нарушить это очарование музыкой.

И все-таки она нашумела. Не совсем она, а оставшаяся открытой дверь, которая вдруг со скрипом стала закрываться. Шура кинулась к ней, но не успела, и та, влекомая сквозняком, с треском влепилась на свое место. Музыка оборвалась на половине фразы. Очарование рассыпалось хрустальным бисером и спряталось в темных углах комнаты. Но в душе осталось ощущение чистоты, как после волшебного летнего дождя, а еще чувство наполненности чем-то прекрасным.