Мэган Линдхольм - Пой вместе с ветром

Три яйца. Яйца таких размеров, что Ки едва сумела бы обхватить и унести хоть одно. Скорлупа у яиц была крапчатая, темно-коричневая. Каждое лежало закутанное в отдельное покрывало, не соприкасаясь с другими. Скорлупа яиц казалась кожистой – птенцы готовы были вот-вот выйти наружу. Ки, наверное, вдребезги разбила бы их и кулаком, но она вытащила нож Свена и медленно подошла к яйцам. Солома и покрывала промялись под ее коленом. Одно из яиц сдвинулось с места и тяжело перекатилось ей навстречу…

Что-то коснулось головы Ки, и она невольно отшатнулась прочь. Потом посмотрела вверх, светя себе маленькой масляной лампой. Над ее головой раскачивались игрушки, прикрепленные тонкими нитями к деревянной балке. Целая стая крохотных гарпий, тщательно, с любовью вырезанных и раскрашенных. Потревоженные ее движением, они кружились, словно птицы над пищей. Их яркие, разноцветные крылья были распахнуты в полете, а клювы, похожие на черепашьи, казалось, вот-вот весело защебечут и засвистят. Крохотные глаза блестели позолотой, точь-в-точь как прозрачно-золотые глаза живых гарпий…

Они раскачивались и кружились. Игрушки. ДЕТСКИЕ ИГРУШКИ…

От этой простой мысли Ки затрясло. Детские игрушки. Такие же, как куклы на веревочках или деревянные лошадки с колесиками. Игрушки для разумного, любопытного малыша. Ки посмотрела на нож Свена в своей руке, потом снова на яйца, покоившиеся в уютных, теплых кроватках. То, что лежало к ней ближе других, неожиданно вздрогнуло и снова замерло. Так дитя толкается в животе…

Ки почувствовала, как ненависть, поддерживавшая ее все это время, с пугающей быстротой испаряется неизвестно куда. Ярость и жажда праведной мести внезапно сменились безумным отвращением к тому, что она собиралась сделать. Нож вывалился из руки и упал на пол. Вкус желчи во рту показался Ки вкусом ее ненависти к гарпиям. Она не могла освободиться ни от того, ни от другого. Но и совершить месть, за которой она пришла, было свыше ее сил.

Ее вновь затошнило, изо рта и носа хлынула горькая жидкость. Дух мести боролся в ней с духом справедливости, и эта борьба выворачивала тело наизнанку. Ки задыхалась, дрожа всем телом. Пощадить значило проявить мерзкое слабодушие. Убийство же станет подлостью, трусливой и не менее мерзкой…

Вот они, яйца. Нож лежит на полу, только поднять. Миг – и скорлупа будет вспорота; это не труднее, чем снять шкурку с перезревшего на солнце плода. Яйца лопнут и разольются, и маленькие гарпии умрут, не родившись. Крохотные прозрачные крылышки никогда не превратятся в широкие кожистые крылья. Слепые, безгласные мордочки никогда не озарятся умом, жадностью и насмешкой. Мягкие коготки никогда не затвердеют и не научатся раздирать плоть, а передние лапки так навсегда и останутся скрюченными у груди…

Ки нагнулась за ножом. Сейчас она увидит эти личики нерожденных с их клювами, сомкнутыми в дурацкой, с точки зрения человека, ухмылке. Их глаза, затянутые пленочкой век, злобные глаза под личиной детской невинности…

Детской невинности…

Рука с поднятым ножом вновь медленно опустилась и повисла вдоль тела. Ки замотала головой – слезы ярости жгли ей глаза. Весь этот месяц она только и бредила местью. Месть была ее пищей и утешением. И вот она готова осуществиться. Осталось только дать выход горю и гневу. Но Ки не могла.

И тут в логово хлынул поток яркого света, мгновенно затмившего маленький светильник, который держала в руках Ки. Женщина тупо уставилась на выросший в дверях силуэт. Это был самец; его бирюзовое оперение переливалось в солнечных лучах. Рослая фигура заполнила весь проем – рядом с гарпией Ки казалась ребенком. Мерцающие золотые глаза тотчас остановились на ней, с ножом в руках склонившейся над его потомством. Ответный взгляд зеленых глаз женщины был полон жуткого ликования. Вот теперь она действительно отомстит. Перед нею был зверь. Людоед. Детоубийца. А вовсе не то разумное, заботливое существо, за которого его пыталась выдать эта пещера. Ки не двинулась ему навстречу. Она стояла неподвижно и молча ждала, держа нож наготове.

С какой легкостью он упал бы на нее с небес, швырнул оземь, разорвал, точно кролика, страшными когтями и до отвала наелся ее мяса!.. Нет, теперь они оба стояли внутри логова, и над их головами громоздилась скала. Самец-гарпия был вовсе не создан для того, чтобы сражаться на земле. Тем не менее, длинные птичьи ноги с силой бросили его вперед, яростный свист отдался в стенах пещеры. Он протянул к Ки передние лапы – маленькие, не больше ее собственных рук. Куда грознее оказался взмах его огромных кожистых крыльев.