Мария Семенова - Хромой кузнец (сборник)

Тогда окончательно утвердилась во всём мире тьма, а после и холод. Вместо Солнца теперь светил негреющий Месяц, и голодные волки приветствовали его воем, сбиваясь в хищные стаи. Вместо прежних тёплых ветров засновали в полях и лугах холодные вихри… Счастье, что у Людей остался Огонь! Пропали бы без него.

Лесное зверьё обрастало пышными шубами, пряталось по берлогам, норам и дуплам. Лешие бесновались в отчаянии, не понимая, что происходит. Крушили сухие деревья, плакали на разные голоса.

Потом и их начал одолевать сон. Собрали своих лисунок, созвали маленьких лешачат – и залегли то ли спать, то ли умирать. Никто более не морочил забредшего в лес, не уводил в сторону от тропы – и будто не хватало чего-то…

Стали собираться гуси и журавли, пёстрые утки и ещё множество других птиц. Вожаки выстраивали их длинными клиньями и уводили в небесную высь, – видели Люди, как печальный Ярила замыкал за ними серебряными ключами золотые врата. Смолкли соловьиные трели, пропали куда-то звонкие жаворонки. Лишь белые совы неслышно носились над пустошами, ловили зайцев и неосторожных мышей.

Не играла рыба на плёсах, не мчалась упрямо на нерест, одолевая пороги. Ушла в глубокие ямы, в морские тёмные бездны и затаилась там. А с нею и Водяные. И начал затягивать, пеленать озёра и реки сначала тонкий, хрупкий ледок, потом всё толще и толще…

А тучи, бродившие без призора хозяйского, проливались бесконечным недоуменным дождём, и он шёл и шёл, пока холод не превратил его в снег. Снег кутал Землю скорбными белыми покрывалами, заносил широкие речные русла и узенькие лесные тропинки. Порою из вихрей метели слышался хохот:

– Забудете скоро Ладу, не придёт она больше! Меня, Морану, зимы и Смерти владычицу, начнёте Матерью звать!

Кузнец Кий однажды плюнул в сердцах:

– Какая ты Мать! Ты – недобрая мачеха!

Хотела Морана без промедления наказать его за дерзкие речи, за то, что когда-то давно не выковал ей ледяного гвоздя. Обрушилась так, что растрескались от мороза добротные брёвна стены… Но изнутри в ободверину был крепко всажен топор, да со знаками Грома и Солнца, выбитыми у острия.

И померещилось злобной колдунье, будто скользнули по лезвию знакомые золотые искры. Откуда знать, может, это Огонь очага отразился в блестящем железе, – но Моране хватило, чтобы убежать без оглядки.

Попробовала она подучить Змея, натравить его на кузнеца, но Волос упрямо замотал головой:

– Ну его! Он из камня воду выдавливает, выше облака ходячего железо кидает. Не полечу!

Так и не полетел, и Морана сорвала злобу на пленнике. Схватила его маленького сынишку, подтащила к заваленной двери и ущипнула, чтобы погромче заплакал:

– Твоя жёнка сама к Змею ушла, тебя позабыла! Думаешь, зря твои кони на всём скаку распряглись? Леля со Змеем давно сговорилась, ещё до свадьбы твоей! И этот сын – от него!

Перун ей ничего не ответил, лишь вздрогнул, заслышав младенческий плач, – цепи звякнули, облетел иней со стен. Он не мог видеть, как вырывалось дитя и хваталось за каменные валуны, сокрывшие дверь. Знать, Богиня Весны всё-таки успела шепнуть сыну, кто его настоящий отец.

Смекнула коварная ведьма – мальчонка непременно раскроет обман, как только научится говорить. Больше она его с собой не брала. Одна приходила рассказывать погребённому в стылой норе, как веселится со Змеем забывчивая изменница, как тешит Скотьего Бога. И потирала ладони, чувствуя бессилие узника, его молчаливую муку.

Змей в самом деле нередко ходил посмотреть на упокоенную во льду Богиню Весны. А потом являлся в пещеру, где колдовала Морана, и принимался канючить:

– Ну сделай, чтобы она ожила! И чтобы меня полюбила! Ну что тебе стоит?

Но Владычица Смерти совсем не хотела снова тепла и цветущей зелени на Земле. И не могла сказать Волосу – мол, уже пробовала преклонить верное сердце, да не сумела. И не было ей дано оживлять мёртвое, умела лишь убивать. Долго отмахивалась Морана:

– Вот ведь приворожило тебя! Сколько девок на свете, хоть каждую обнимай!

Но Волос не унимался, и, верно, туго пришлось бы ей с упрямцем, но посоветовал Чернобог:

– А ты сотвори ему в образ точно такую, да и оженим. Небось, сразу повеселеет.

Обрадовалась Морана и приступила к делу не медля. Вынула у Змея шерстинку, выдернула чешуйку – Волос всё вытерпел, даже не взвизгнул.

– А теперь раздобудь живое яйцо!

Сломя голову кинулся Скотий Бог промышлять и принёс крапчатое, кукушачье, чуть не на снег брошенное беззаботной кукушкой в чьё-то пустое гнездо. И скоро в колдовском подземелье запищала новорожденная Змеиха. Волос всё прибегал на неё посмотреть, хорошо ли растёт, скоро ли заневестится.