Алекс Гарридо: Акамие. В сердце роза

Они говорили: это ты?

Это ты? Это я. А «люблю» они не говорили, нет, не говорили: не было в этом нужды, им сказать «это я» было все равно, что сказать «люблю».

А обезумевшие от вожделения, а ослепшие от вожделения расползались, тычась в стены и друг в друга, и не суждено им было увидеть света зари. И те, кому было дано спастись из города, покидали его второпях, чтобы до света, до бубенцов и дудок, до безумия, до гнева небес. Те двое уводили их.

А эти двое стояли друг перед другом, и все, что сказали друг другу: это я — это я.

Может быть, они тоже ослепли вместе со всеми, кто ломился в ту дверь, хотя любовь ведь не ломится в двери, а умирает молча, и эти двое давно выучили этот урок, но, в конце концов, чем они отличались от прочих в этом городе, тоже подверженные злому здешнему греху, — чем?

Может быть, они тоже ослепли, и, страшась потеряться и осиротеть, протянули руки, и нашли единственное нужное им, и обнялись. Это ты. Это я.

Вот они-то и не заметили, что случилось с Содомом.