– Что это? – Филипп ловко поймал нож для резки бумаги, стремительно сорвавший со стола и смахнувший на пол добрую часть писем покойного Эмиля.
– Напоминание кое о ком. – Нехотя промычала девочка.
– Я рад, что ты выкинула меня из головы. Самая правильная вещь, которую ты могла сделать.
Парень изогнул губы в кривой улыбке, от которой у Снежаны на одно мгновение замерло сердце, так преобразилось мрачное лицо сводного брата. В нем не осталось ни тени юности, скулы чуть заострились, подбородок стал четче, и на щеках проявилась щетина, намека на которую не было прежде. Ясные синие глаза отчего-то потемнели, затаив в себе непривычную угрозу. Филипп по-настоящему пугал, превращаясь в сильного ведьмака.
От резкого, грубого касания наточенного лезвия девочка испугано дернулась, кожу закололо, и по руке побежали тонкие струйки темной крови.
– Черт, больно. – Поморщилась она.
– Извини, – хмыкнул Фил, – не хирург, знаешь ли.
Бордовые капли падали на ковер, смешиваясь со старым засохшими следами убийства Эмиля. Кляксы вспыхивали желтоватым пламенем, и затухали. Филипп крепко перехватил запястье девочки, вслушиваясь в тишину дома. Книги, не успевшие убраться на полки, замерли вместе с ним. Даже Снежана затаила дыхание, судорожно сглотнув, она неотрывно следила за ранкой. Кровь от прикосновения пальцев парня тут же прекратила сочиться, и на месте пореза образовывался тонкий аккуратный шрам. Он мгновенно белел, пока не исчез совсем, лишь рука перепачкалась кровью. Она видела такой фокус – его проделывали с рыжей Александрой посланники…
– Ну, где же ты? – Процедил Филипп, не выпуская руки Снежи и только сильнее ее сжимая.
Дух не торопился появиться, чтобы вкусить жертвенной крови девственницы.
– Малышка? – Парень быстро заглянул девочке в глаза, тут же находя ответ на собственный вопрос в ее воспоминаниях.
– Не обязательно копаться в моей голове! – Буркнула та, вырываясь. – Мог бы и спросить! Я тебя не обманула! Наверное, его просто нет в Гнезде!
– Тогда где он?!
* * *
Родители мгновенно узнали гостью, и отчаянно делали вид, что утреннее кофе со звездами кино для них привычнее самого утреннего кофе. Лиза нацепила маску очаровательной милашки, для которой завтрак с людьми в девятиметровой кухне стандартного панельного дома привычнее самого завтрака, который она обычно пропускала (как обед и ужин). Забываясь, она пыталась щелкать пальцами, чтобы заставить ложку размешать крупинки быстрорастворимого кофе в кружке, или же махнуть рукой, чтобы заплести длинные спутанные волосы в косу, и родители, ловившие каждое ее движение, затаив дыхание, удивленно гнули брови. Залив в себя чашку чая, я старательно справлялась с накатывающим после сумасшедшей ночи сном, присутствие актрисы странным образом вселяло необъяснимое спокойствие. Глядя на меня, Лиза непроизвольно зевнула, прикрыв рот обожженной ладошкой. Мама с папой испуганно переглянулись, боясь задавать вопросы.
– У вас руки обожжены. – Пробормотала мамаша.
– Да. – Лиза, сморщившись, посмотрела на красные ладони с некрасивыми белыми пузырями. – Болит.
– Разве Шурочка не говорила, что мы врачи? – Засуетилась мамаша, вскакивая и кидаясь к аптечке.
– Нет. – Актриса покосилась на меня, и в ее зеленых глазах промелькнул испуг.
«Ты хотела бояться, возмущаться и конфузиться? Поздравляю, ты выиграла приз – мои родители обеспечат тебе самые неловкие пятнадцать минут жизни!» – Вложила я в ответную ухмылку.
– А где вы познакомились? – Все-таки полюбопытствовала мамаша, доставая из коробки из-под обуви, призванной быть семейной аптечкой, стрептоцидовый порошок.
– Лиза сестра Филиппа. – Тут же объяснила я и, перехватив изумленный взгляд отца, поправилась: – Сводная.
Она шипела, как настоящая кошка, когда мамаша осторожно посыпала ранки лекарством и накладывала бинты. Лиза разглядывала перевязанные руки, а в ее глазах стояли слезы от жалости самой к себе. Широко зевнув, я сдалась:
– У меня глаза слипаются.
– Да, я бы тоже подремала. – Подхватила актриса, желая поскорее убраться с кухни.
Она долго изучала мою маленькую комнатку, присматривалась к портрету Эйнштейна на стене. Здесь творился настоящий бардак – постель была смята, одна подушка валялась на полу. На рабочем столе рядом с монитором в беспорядке лежали тетради и учебники по философии, стояли чашки с засохшими пакетиками заварки на дне.
– Филипп чистюля, чтобы ты знала. – Хмыкнула она и, чтобы присесть на стул, переложила на кровать кучу грязной одежды.
Читать дальше