Любовь Пушкарева - Потерянное одиночество

– Пати…

Я молчала, сконцентрировавшись на обуздании силы, это было особенно тяжело, потому что я была раздражена и немного злилась на Вика за его выходку.

– Пати, что с тобой? У тебя не страсть была на лице, а боль… Что происходит?

При этих словах мое раздражение схлынуло, и я наконец «затолкала» силу в центр и направила в артерии.

– Все нормально, Вик, все нормально. Подобного не повторится.

– Правда, Пати? Я не хочу делать тебе больно.

Я обняла его.

– Ты не делаешь мне больно, поверь.

Он хмыкнул – мол, да, ты сама себе причиняешь боль.

– Точно не повторится? – строго спросил он.

Я закивала.

Я напоминала сама себе надутый шарик, и хоть я стравливала силу в флерсов, у меня все равно каждый день оставался изрядный излишек. Поначалу я хотела вообще не кормить Лилию в наказание за его «нелояльную молчаливость» – это ему ничем не грозило, переполненная Фиалочка всегда бы поделилась с ним, но мне некуда было девать силу, и где-то на третий день я, покормив флерсу, вызвала и Лилию.

Сейчас оба мои флерса сверкали, как драгоценные камни на солнце, а я лежала и понимала, что встречу с Крегом надо отменить, что я не выдержу больше. Самое ужасное, что все эти страдания были напрасны, ни центры, ни артерии упорно не хотели расширяться – гоняли силу под огромным напором, отчего я и казалась себе надутым шариком, но расширяться не хотели ни в какую.

Крег обрадовался тому, что наши встречи в обед прекратятся и не смог скрыть этой радости, хоть и старался. Алекс сам перезвонил, извинился, сказал, что не может сегодня, я взяла его за жабры и выдавила причину – он испугался того, что было, слишком сильные испытал ощущения. «Я думал, что сейчас умру», – сказал он. Я как могла мягко его заверила, что больше подобного ждать не стоит, что я просто была в ударе, а со мной такое крайне редко. Он успокоился, но встретиться все равно отказался. Я понимала, что он встречается с другой, и закатила изысканный скандал с обещанием располосовать ему спину при встрече. Он клялся и божился, что я единственная (хорошо, что при общении по телефону люди не «тренькают»); я выслушала, сделала вид, что поверила, и мы расстались, воркуя как голубки.

У меня сутки отдыха. Отлично. Я принялась безрадостно размышлять, сбросить мне излишек в воду или еще помучиться в надежде на изменения, но тут в дверь моей спальни поскреблись. Мыши? Флерсы!

– Что надо? – недружелюбно крикнула я.

Дверь приоткрылась, и в щели показался носик Фиалочки.

– Госпожа, позвольте нам за вами поухаживать…. Вы нас кормите, а мы…

Больше всего хотелось гаркнуть, чтоб закрыли дверь и убирались в свою комнату, но… как сказал один летчик: «Мы в ответе за тех, кого приручили».

– Заходите. Что вы будете делать? – обреченно спросила я.

– Я расчешу вам волосы, а Лилия принес воды, чтоб вы умылись.

М-да… Вода в миске, как в старые добрые времена без водопровода… Надеюсь, Фиалочка не будет драть мне волосы, иначе, боюсь, я не сдержусь.

Хм… А вода-то оказалась не просто водой, флерсы скинули в нее свою силу, и ополаскиваясь я тут же почувствовала бодрость и свежесть. Вытершись льняным полотенцем, я откинулась, предоставив волосы Фиалочке. По человеческим меркам они были длинными – до середины спины, но для divinitas, любивших в этом плане излишества, типа кос до пят, моя прическа была более чем скромной.

Фиалочка расчесывала очень нежно, ни разу не дернув, я успокаивалась и расслаблялась от этих прикосновений, а Лилия опустил мои ноги в воду и массировал. Сколько так продолжалось, я не знаю, но в какой то момент зелено-белая сила, которой меня подпитывал Лилия, дошла до центров и артерий, мягко оплела их и… Я стала меняться. Нижний центр и его вены и артерии расширились, пищевой, стоящий на отшибе я проскочила и так, а вот сердечный…

– Еще, – простонала я, мне не хватало зелено-белой силы, она не дошла до сердечного центра и его сосудов.

Почти сразу в мои ладошки полилась столь необходимая мне сила, оплетая сердечный центр и по артериям добираясь до рацио. Несколько томительных мгновений, и сердечный раскрылся рывком, волной раскрылись артерии, рацио мучительно сопротивлялся, но кто-то в поцелуе влил силу и… будто цветок распустился у меня в голове, враз стало легко и невесомо, почти неслышной волной пораскрывались вены, и сила внутри меня потекла спокойно и легко.

Как же это приятно, как же замечательно.

Не раскрывая глаз, я чувствовала, что мои детки опустошились и щедро возвращала им то, что они отдали. Получив белую силу, они перерабатывали ее в бело-зеленую и обменивались ею между собой. Наконец мы все трое поутихли и просто лежали на постели, обнявшись так, что каждый касался всех. Я с удивлением поняла, что думаю о них, как о своих детях… Я всегда избегала ответственности за кого-либо, забота об источниках не в счет, я лишь недавно приняла подобие вассалитета от одного слабого красно-белого divinitas, и то лишь потому, что это не стоило мне никаких хлопот. Все! Мысль о том, что я не смогу защитить того, кто доверится мне, приводила в ужас; лицо Седрика и то, что осталось от Серхио, вставало перед глазами, и я гнала любую мысль о том, чтобы обзавестись «семьей» в нашем не-людском понимании. А вот все же семья меня нашла. Нежность переполняла меня, и я понимала, что буду оберегать этих флерсов и их ребенка, что бы ни случилось. И от этой мысли становилось немного страшно… Детки почувствовали мой страх и уняли его.